Тени в ночи - Лидия Джойс

Однако в сумбуре чувств, отражавшихся на ее лице, преобладало беспокойство, так что Колин подавил эти желания и направился к двери, чтобы погасить газовый свет. Теперь единственным источником освещения было слабое мерцание ламп в гостиной.

– Вы уверены, что это правильно? – шепотом спросила Ферн, когда он вернулся.

– Именно это и делают женатые люди, mon ange, – засмеялся Колин, снимая обувь. – Вы сами знаете.

– Конечно.

В ее голосе слышалась неуверенность, и он постарался отогнать ее поцелуем. Ферн приглашающе откинула голову, ее ладони скользнули по его спине, на миг замерли, потом, едва касаясь, опять двинулись вниз. По напряженности ее тела, прерывистому дыханию и легкой дрожи рук Колин чувствовал ее возбуждение от собственной смелости. Это робкое возбуждение было... пьянящим. Удивительное чувство, которому он не мог дать название. Оно наполнило его ощущением власти, как у человека, готового сорвать драгоценный цветок и не решавшегося, чувствуя под своими пальцами лепестки – бархатные, мягкие и хрупкие.

Спустившись до его бедер, ее руки остановились.

– Вы совсем голый, – полуиспуганно-полувозмущенно сказала Ферн.

– Скоро такой будете и вы, – заверил Колин.

Он подсунул под нее руки, нащупал шнурки корсета и одним движением развязал бант. К несчастью, его руки были зажаты между ее телом и матрасом, поэтому шнуровка ему не поддавалась.

– Вы не против, если я вас потревожу?

– Что? Ах да.

Ферн начала отодвигаться в сторону, но что-то натянулось под его коленом, и она замерла.

– Простите, миссис Редклифф, – с преувеличенной серьезностью произнес Колин, зная, что нужно сказать именно так.

Она хихикнула и, когда он приподнялся, вытянула из-под него кружевной подол рубашки.

– Не за что, мистер Редклифф, – почти кокетливо ответила Ферн.

Хотя при тусклом свете, проникающем в спальню из гостиной, Колин различал лишь контуры ее тела, он был уверен, что она улыбается. Откинувшись назад, он дал ей возможность сесть и повернуться к нему спиной. Потом погладил обнаженную кожу, ощутил под рукой легкую дрожь и на миг задержался, чтобы насладиться мурашками, покрывшими ее гладкое тело. Затем несколько раз дернул шнурки корсета опытной рукой – как выяснилось, не слишком опытной, потому что все получалось у него не так ловко, как обычно, – и расстегнул впереди крючки планшетки.

Наконец он с чувством глубокого удовлетворения и почти церемонно освободил Ферн от корсета. Это первый раз из многих разов, первая ночь из бесчисленных ночей, поэтому некоторое соблюдение установленных правил казалось подходящим для кульминации такого значительного дня.

Колин отбросил корсет, вздрогнув, когда тот ударился обо что-то в темноте за кроватью, и снова притянул Ферн к себе. Ее ягодицы оказались у него между ног, его копье прижималось к ее спине, а руки обнимали ее талию.

Она испуганно ойкнула, выгнула спину, чтобы не прикасаться к его паху. Но Колин ее не отпустил, поцеловав маленькую впадинку у плеча. Плечо было теплым и приятным, мягким и гладким. Ферн сделала новую попытку освободиться, потом вздохнула и подчинилась. Однако в ее теле чувствовалась напряженность, предупреждавшая, что не следует торопиться.

«Медленно», – сказал он себе, хотя горел желанием приступить к делу. Тем не менее послушался собственного совета, чуть ослабил хватку, и она тотчас отстранилась.

Тогда, положив руки ей на плечи, он снова притянул ее к себе, ощупью нашел лодыжку. На Ферн были только чулки, видимо, она скинула туфли, когда он посадил ее на кровать. Настоящая леди. Под коленями оказались подвязки – он сразу избавился от них и наклонился, чтобы поцеловать ее полные икры. Она замерла.

– Это хорошо, Ферн, – пробормотал он.

– Конечно, – согласилась она, правда, не так уверенно, как ему хотелось.

«Медленно», – снова предостерег он себя.

Колин скатал чулок, стянул его, проделал то же самое со вторым, затем очень осторожно провел рукой по ноге вверх до живота, а другой обхватил и сжал ее грудь, прикрытую тонкой рубашкой.

Ферн задохнулась, когда рука Колина сжала ей грудь, потом снова, когда его рот – его рот! – нашел сосок. Ее обдало жаром, унижение боролось с удовольствием. Наверняка все шло не так, как полагалось. Она должна сказать ему, чтобы он перестал.

Но ей этого не хотелось, и когда Ферн открыла рот, вырвавшийся стон вовсе не походил на протест. Влажное полотно рубашки, натиравшее кожу при движениях его языка, должно было вызывать у нее раздражение. До некоторой степени так и было, но это было еще и... потрясающе.

Ферн запротестовала, когда он поднял голову, но отпустил ее лишь на миг, чтобы найти вторую грудь. Она позволила себе подчиниться, качаясь на волнах удовольствия и стыдясь признать свои ощущения.

Он притянул Ферн к себе на колени. Ее ноги оказались по обеим сторонам его талии, а между ними был горячий стержень его тела, не соответствующий ее воспоминанию о статуях, которые она видела в Италии. Но сейчас ей ни к чему размышлять об этом, так как его свободная рука скользила под рубашкой и он выпустил грудь, чтобы стянуть рубашку с Ферн.

Она думала, что уже подготовлена его ласками к соприкосновению их тел, и ошиблась. Почувствовав грубую ладонь на своей коже, она вздрогнула и замерла в ожидании. Но Колин сначала завладел ее ртом, затем проложил дорожку поцелуев к шее, и она позволила ему опустить ее на стеганое одеяло.

Вот оно. Правда, что именно, Ферн не могла бы сказать. Он целовал ее лоб, щеки, губы, шепча что-то непонятное. Когда он передвинулся у нее между ног, она почувствовала горячую тяжесть, упершуюся ей в живот, и затаила дыхание. Неизвестность и вес этой части его тела были чем-то угрожающим. Но Колин продолжал шептать, и она расслабилась, пока он дразнил и уговаривал ее своим ртом. Язык описывал медленные круги вокруг ее уха, зубы прикусили мочку, потом язык спустился к груди; лаская чувствительную кожу, и губы наконец обхватили сосок.

Она еще продолжала тяжело дышать от потрясения, когда вдруг почувствовала, как что-то твердое, круглое толкается внутрь у нее между ног.

«Это не может быть правильно». Ферн начала сопротивляться, но Колин надавил, и она подчинилась его вторжению. Стержень плоти был слишком горячим, слишком большим, растягивал ее, причинял ей боль. Она пыталась собраться с мыслями, разгадать, что происходит. Тупая боль стала пронзительной, заглушив ее протест. Затем Колин отступил, и ей удалось снова обрести контроль над своим голосом.

– По-дождите. – Но это был только шепот, неразборчивый от страха и затяжной боли.

Колин остановился – на миг она подумала, что он услышал ее, – а затем сделал толчок еще глубже.

Теперь она почувствовала лишь некоторое неудобство и вслед за этим нечто вроде удовольствия, пришедшего неожиданно и так похожего на боль, что сначала их трудно было различить. Ноющая пустота внутри заполнилась, но как заполнилась! Что-то в Ферн возмутилось. Возмутилось болью и удовольствием, которое у нее украл Колин, заставив ее собственное тело выйти из-под контроля. Но больше всего возмутилось этим вторжением его плоти, которое завладело ее телом.