Лунный камень мадам Ленорман - Екатерина Лесина

– Почему? – Машка от обиды уронила очищенную картошку не в кастрюлю с водой, а в мусорное ведро.

– По кочану, – буркнула Галка и, вздохнув, пояснила: – Клиент важный? Важный. Деньги платит хорошие?

– Очень.

– Да еще и аванс дает… и что ж на этакий жирный кусок не нашлось желающих? Или думаешь, что у этой твоей грымзы знакомых нет на такое теплое местечко?

В словах сестры имелся резон.

– Ну…

– Гну, – оборвала Галка, щедро посыпая куски курицы приправой. – Сама подумай: они берут девочку почти что с улицы и с ходу подсовывают выгодный контракт.

– Но отказаться я не могу…

И работа нужна, как ни крути. Даже если клиент попадется с претензиями…

– Еще и из города увозят. На остров. Ты хоть понимаешь, что деваться тебе с этого острова некуда будет? А если тебя там… – она покосилась на младшую и рукой махнула, мол, сама поймешь. И вот как-то нехорошо стало на душе после этакого Галкиного предположения. Кто знает, что понадобится этому Мефодию Аристарховичу на самом-то деле?

– Если что, – Машка решила не отступать – в конце концов, она уже подписала контракт, – я тебе позвоню… пожалуюсь.

И Галка со вздохом повторила:

– Дура ты, Машка, ой дура…

Вид бумаг вызывал отвращение. И Мефодий просто сидел в кресле, упершись обеими руками в виски. Долго сидел. И лишь стук в дверь – надо же какая вежливость – вывел его из задумчивости.

– Можно? – в щель проскользнула Софья.

Переоделась. На лиловой хламиде, скрывавшей пышные формы ее, сверкали бисерные бабочки. На внушительном бюсте Софьи возлежало ожерелье из синих и желтых стразов, а запястья украшали массивные браслеты, скорее напоминавшие кандалы.

– Федечка, ты не занят?

Она прихорашивалась. И рыжеватые волосы с потемневшими корнями зачесала наверх, пытаясь добавить себе роста. Припудрила круглое лицо, наложила тени, и глаза подвела черным карандашом.

– Федечка, – она приближалась бочком, и пухлые пальчики перебирали камни ожерелья. – Ты же не сердишься на Гришеньку? У мальчика просто период такой…

– Мальчика просто пороли мало.

Гнев отступил, и остался стыд – все-таки позволил гаденышу вывести себя из равновесия.

– Он совсем не думает, что это ты убил Кирилла.

Слово было произнесено.

– А кто тогда?

Софья отвернулась к окну, и лицо ее вдруг утратило обычную свою сдобную мягкость, которая столь раздражала Мефодия.

– Ну же, Софи, ты сама сказала про убийство, – Мефодий поднялся и подошел к ней.

Духи.

Цветочные. Такие знакомые. Ненавязчивые, хотя и вылила на себя Софья полфлакона.

Она?

Мефодий попытался представить Софью, разгуливающую по ночам в белом балахоне. Вот она мелькает и исчезает… нет, не складывается. Как-то не хватает его воображения на то, чтобы обрядить ее в одежды призрака. Тяжеловесным выйдет привиденьице.

– Да, – она вдруг выдохнула и сжала кулачки, словно решилась. – Я не думаю, что Кирочка сам утонул. Он всегда был очень… благоразумным.

Глаза у Софьи ярко-зеленые, ведьмины.

– Можешь мне не верить, но я действительно его любила. Его одного… – слипшиеся ресницы дрогнули, и по пухлой щечке Софьи покатилась слеза. – А он любил меня… недолго. Тебе ведь интересно было, что он во мне нашел? Всем интересно. Конечно, Кирилл и я… это же смешно! У него Грета есть. Красавица.

Последнее слово Софья произнесла злым свистящим шепотом.

– Только что от ее красоты? С-стерва она. – Софья отвернулась и подошла к окну; она уперлась обеими руками в створки, попыталась открыть, но не смогла. И до шпингалета, запиравшего окно, не дотянется. – Если хочешь знать…

Не хочет.

– Я была его секретарем, – Софья обернулась и глянула с вызовом. – И да, я не всегда выглядела вот так… после родов располнела. Гормоны.

И булочки, до которых Софья большая охотница. А еще мороженое. Эклеры со взбитыми сливками. Рахат-лукум, халва и шоколадные конфеты. В ее комнате стоят десятки вазочек со сладостями, которыми Софья успокаивает нервы.

– И да, это пошло, роман между секретаршей и начальником, но… ты же понимаешь, как мне было устоять? Кирилл… – Ее взгляд затуманился. – Он долго меня не замечал, а я уговаривала себя, что из нашей связи ничего хорошего не выйдет. Он ведь женат. Нехорошо крутить романы с женатыми! Так вот, Федечка, были и у меня моральные принципы. Только рухнули они, когда Кирочка в очередной раз с этой стервой поссорился. Ты знаешь, что она аборт сделала? И делала, оказывается, не раз. Не хотела фигуру портить… обычно молчала себе, но тут вдруг попала вожжа под хвост, она и вывалила на Кирочку правду.

О подобном Кирилл не рассказывал, но Мефодий представлял, сколь болезненно он воспринял подобную новость.

– Тогда он был вне себя…

– А ты оказалась рядом.

– Да. Осуждаешь? – Она повернулась к Мефодию и руки на груди скрестила, словно заслоняясь от взгляда.

– Нет.

Она была взрослой. Брат тоже. И то, что происходило между ними, Мефодия не касалось. Более того, если Грета уже тогда была такой, как сейчас, странно, что роман случился так поздно.

– Мы встречались около месяца… чуть больше… а потом выяснилось, что я беременна. И я решила рожать. Не рассчитывала на его помощь, но… как я могла убить ребеночка?

Ее голос стал тонким, визгливым.

Ложь.

Не в том, что касается беременности.

Скорее уж, Софью перестал устраивать статус любовницы. Да и Кирилл, видимо, начал тяготиться романом. Он не был любителем тайных встреч. А ребенок – удобный поводок для любовника. И залог будущего безбедного существования.

Может, Софья рассчитывала и на колечко и предложение. Свадьба. Фата. Голуби… и статус хозяйки дома. Вот только Кирилл не был готов к подобным переменам!

– Да, он обещал о нас заботиться. Квартиру купил.

И платил весьма неплохие алименты. Однако Софье этого оказалось мало. И однажды она потребовала, чтобы Кирилл взял сына в дом. Ребенку ведь отец нужен. У мальчика характер сложный…

– А дальше ты знаешь, – завершила Софья свой рассказ и, проведя мизинцем по губе – на помаде остался след, – добавила: – Она его убила.

– Грета?

– Кто еще? Он собирался ее выгнать. Он сам сказал Гришеньке.

Гришеньке верить можно было раз через два.

– Она ненавидела его за то, что он признал сына, – Софья вскинула голову, и два подбородка ее приподнялись. – И за то, что не желал мальчика матери лишать.

Это да, Грета люто ненавидела парочку, но чтобы убить Кирилла…