Пилигрим. Книга 3 - Константин Калбазов

— Ну что, Гаврила, пора, — сложив подзорную трубу, решительно произнес Михаил.

— Пожалуй, воевода.

Пехота билась посреди лагеря, прикрываясь щитами, огрызаясь арбалетными болтами и поливая особо ретивых всадников жидким огнем. Кавалерия Михаила обойдя холм, вышла прямо к скопившимся семьям сражающихся кочевников. Кто-то попытался оказать им сопротивление. Но это было настолько не серьезно и разрозненно, что не стоило брать в расчет. Несколько минут, и люди оказались сбиты в кучу и окружены вражеской кавалерией.

Вскоре весть о случившемся достигла сражающихся и так и не преуспевшие с пехотой половцы бросились к своим семьям. Правда от атаки все же воздержались. Русичи уже показали, насколько они могут быть безжалостными. И проверять, поднимется ли у них рука на беззащитных, не хотелось категорически.

— Воины, если хотите чтобы ваши семьи остались невредимыми сложите оружие и слезайте с коней! Боняккан, выйди и встань передо мной! — выехав вперед и вооружившись рупором, распорядился Михаил.

Какое-то время среди кочевников воцарилась нерешительность. Но наконец вперед выехал невысокий крепыш, в полном воинском облачении. Ламеллярный доспех выделки пограничных мастеров, между прочим. Приблизившись к Михаилу он ожог его ненавидящим взглядом, глянул за его спину. Кому-то там кивнул, и спешился, бросив свое оружие в траву.

Сначала один, потом другой, по двое, по трое и целыми десятками воины спешивались и роняли оружие. После чего, подчиняясь приказам приблизившихся к ним воинов особой сотни отходили в сторону. Где их брали под охрану. Сражение проиграно. И им остается лишь смиренно ожидать своей участи.

— Чего ты хочешь русич? — дерзко спросил Боняк.

Понимает, что жизнь его висит на истончившемся волоске. Но ни во взгляде, ни в голосе нет и толики страха. Единственно, что чувствуется, это тревога за близких, которые вместе с остальными сейчас являются заложниками.

— Под копытами ваших лошадей обширная и богатая тучными пастбищами степь! Живите мирно, растите детей, выращивайте скот, и дайте жить другим! Не ходите на Русь! Там живет половецкая смерть! — громко прокричал Михаил, обращаясь к пленникам.

Повесил рупор на луку седла. Рука легла на гнутую рукоять изогнутого меча. Короткий шорох покидающего ножны изогнутого клинка, с утолщенной третью к острию. Сталь описала сверкнувшую в утреннем солнце дугу, и обрушилась на голову хана, разваливая ее надвое вместе со шлемом. Все это заняло мгновение. Боняккан даже не успел понять, что собственно произошло. А над степью пронесся многотысячный тяжкий горестный вздох.

* * *

— Это черт знает что такое! Почему не согласовали со мной!? Что творит этот ваш пилигрим!? Тоже мне, нашелся вершитель судеб. Убил Мелик-шаха. Едва не лишил жизни Алексея Комнина. Собирался убить Олега Святославича. А Тугоркан! Если вы не в курсе, то былинный персонаж Тугарин-Змей, и есть половецкий хан. Один из видных политических и военных деятелей того времени. Я требую! Слышите, требую, чтобы вы немедленно вернули вашего посланца. Мы проработаем программу, проконсультируем его и забросим вновь. Только на этот раз наблюдение и сбор информации. Никакого вмешательства в исторические процессы Вы слышите меня. И еще. Было бы неплохо, если он побольше проводил времени в окружении князей. Словом, мы проинструктируем его и тогда, все будет по другому.

Вот уже десять часов, как Кудрявцев с двумя своими помощниками изучает имеющиеся уникальные материалы. Нет. Не так. Они только просматривают выборку составленную специально разработанной для этого программой. Но даже это приходится просматривать на перемотке. Слишком большой объем информации.

Для ученого историка это был по настоящему кладезь информации. Уже имеющегося материала хватит на годы работы для целой бригады историков и археологов. Беда только в том, что многое было подано как-то разрозненно и бессистемно. А потому не отличались полнотой данных.

И самое главное. Вместо изучения исторических процессов, этот посланец принимал в них самое активное участие, походя меняя их. Конечно сомнительно, чтобы ему удалось добиться глобальных изменений, старушка история не любит вмешательства. Так что, сумеет нивелировать изменения, и выйти на круги своя. В этом Анатолий Петрович был уверен. Но к чему гадить, когда можно действовать аккуратно.

— Успокойтесь, Анатолий Петрович. К чему так нервничать, — вздернув от удивления брови, произнес Щербаков.

— Я требую, чтобы в немедленно вернули вашего посланца, — опершись кулаками о рабочий стол Макара Ефимовича, припечатал профессор историк.

— Боюсь это невозможно. Мы не можем вернуть посланца. У нас только его телесная оболочка. Чтобы вернуться сюда, он должен погибнуть там.

— Хорошо. В таком случае я настаиваю на том, чтобы вы скоординировали с ним его дальнейшие действия. Уже через час перед вами будет предварительный план, который мы доработаем уже к завтрашнему утру.

— И это невозможно, — прилагая усилия, чтобы сохранить самообладание, возразил руководитель проекта. — Связь односторонняя. Чтобы вы понимали здесь он в коме только четвертые сутки, там уже прожил десять лет. Поэтому синхронизация невозможна в принципе. То есть, пока мы с вами тут говорим, там уже прошло более трех суток, — разведя руками произнес Щербаков.

— Что за ерунда. Он же здесь, в этом здании в искусственной коме. Я требую…

— Вы не можете требовать невозможного. Вы вообще понимаете что означает десинхронизация в девять веков? Боюсь, что нет.

— И что, совсем ничего нельзя сделать? — поинтересовался Кудрявцев.

— Совершенно. Просто принять сложившееся положение дел. И потом, пусть он повлияет на какие-то исторические процессы, ему не изменить быт, культуру и обычаи Руси. Сосредоточьтесь на этом. И вообще, это не наше прошлое, а их настоящее. Михаил ничего не меняет. Он всего лишь пишет историю того мира, вместе с его обитателями. Кто знает, быть может и наш мир знал своих посланцев. Тот же Наполеон привнес столько нового, что остается только диву даваться. Но я обещаю. При следующем забросе мы постараемся учесть ваши пожелания.

— Анатолий Петрович, этот сумасброд казнил хана Боняка! — без стука влетел в кабинет один из помощников историка.

— Да что ты будешь делать! Уймите вы уже этого мясника! — вновь обернулся Кудрявцев к Щербакову.

Тот в свою очередь только развел руками. Мол и рад бы но не могу.

— Но можно же вывести его из комы, — нашелся Анатолий Петрович.

— И думать об этом не смейте! — всполошился Макар Ефимович. — Тогда мы здесь получим простой овощ. Что будет там, никому неизвестно. Может сознание окончательно срастется с реципиентом. А может тот попросту погибнет. Сознание же Романова всего лишь пополнит собой банк данных единого информационного поля Земли.

— Это черт знает что, — недовольно буркнул историк.

Толкнул дверь, едва не зашибив майора Кравцова, и не поздоровавшись с ним вышел из кабинета, сопровождаемый помощником, разделяющим его негодование. Фээсбэшнику оставалось лишь посторониться и проводить их ироничным взглядом. Впрочем, не будь он уверен, что останется незамеченным, то не позволил бы себе подобного.