10 вещей, которые я теперь знаю о любви - Сара Батлер

Не помню, какого цвета были лямки — синего, как сам рюкзак, или черного. Протираю глаза, пытаясь вспомнить. Твержу себе, что это ерунда, но все равно извожусь.

Внизу хлопает входная дверь. Си. Живет в Беркампстеде. Замужем. С тремя детьми. Работает на полставки в отделе кадров проектной фирмы. Там ей дали отпуск. «В связи с трагическими обстоятельствами». А ведь он даже не… Решаю спуститься вниз добровольно. Не хочу, чтобы она поднималась сюда.

На кухне пахнет выпечкой. Дюжина толстобоких румяных кексов остывает на подносе возле раковины. За массивным сосновым столом сидит Си, вытаскивает из чехла ноутбук. Тилли колдует над френч-прессом.

— Отруби с медом, — поясняет она, натянуто улыбаясь. — По рецепту из журнала «Good food». Будешь кофе?

Киваю и сажусь напротив Си. Та бросает на меня беглый взгляд и принимается разматывать провод от ноутбука. Она из тех людей, что, закончив работу, обматывают провод вокруг адаптера.

— Си хочет составить план, — говорит Тилли.

Средняя сестра включает компьютер; тот скрипит и жужжит потихоньку.

— Теперь ты здесь, и мы можем распределить обязанности.

На ней джинсы, белая рубашка заправлена за пояс. Лицо изможденное.

Почесываю подбородок, глядя на царапину на столешнице — тонкую, длиной примерно с мой мизинец. Интересно, чьих рук это дело.

— Я навела справки, — продолжает Си. — Думаю, нам надо поговорить с врачом. У папы ужасная сухость во рту.

— А как же эта розовая штука на палочке? — спрашиваю я.

Си кривит губы.

— Полагаю, нужно рассмотреть и другие варианты. Еще я читала о трансдермальных способах лечения хронических болей.

Я могла бы попросить ее рассказать подробнее. Но вместо этого смотрю поверх ее плеча на холодильник, злобно выглядывающий из угла кухни, — огромный, серый, страшный. Помню, когда отец купил его, никто из нас не решился спросить, зачем ему понадобилось столько холодного пространства.

— Алиса?

Возвращаюсь в реальность. Си смотрит на меня.

— Звонок, — говорит она, и по ее тону я понимаю, что ей приходится повторяться. — Вот тут. — Сестра указывает на что-то вроде дверного звонка или кнопку сигнализации, прикрепленной к столу. — Кнопка у папы рядом с кроватью, — продолжает Си. — На случай, если нужно будет нас позвать. Это Стив придумал. — Она слегка выпячивает подбородок, как всегда, когда пытается доказать, что права. — Если будешь дома одна, то лучше носи звонок при себе. Там сзади зажим. Так, что еще? Маргарет приходит три раза в день, меняет катетер и все остальное. — Сестра морщится при слове «катетер». — Тилли наготовила гору еды. И теперь ты здесь. — Она улыбается, но, по-моему, это больше похоже на гримасу. — Так что по утрам я буду работать, а сюда стану приходить после полудня.

— Я прилетела так быстро, как только смогла, — говорю я. — Улан-Батор — это чертовски далеко отсюда, знаешь ли.

— Я и не сомневалась ни на минуту, — отзывается Си. — Просто сказала, что теперь ты здесь…

— Может, ты почитаешь ему, Алиса? — Тилли ставит на стол три тарелки с кексами и три чашки кофе. — Ему бы это понравилось. Ты ведь так хорошо читаешь вслух.

Она садится и смотрит на меня с мольбой в глазах.

— Главное — все время быть рядом с ним, чтобы он чувствовал, что его любят, — произносит Си.

— Его и так любят.

Отламываю верхушку кекса и надкусываю ее, оглядывая отцовскую кухню. Она старая, еще из семидесятых, наверно. Плита стоит отдельно, вытяжка висит высоко над ней. Шкафчики из белых стружечных плит, по краям обитых сосной. Кухня не из тех, о каких грезят мои ровесники. Ни тебе гранитной «рабочей поверхности» из Италии, ни португальского кафеля на стенах, ни двойной раковины со смесителем, который можно вытащить, чтобы промыть углы. Пол покрыт линолеумом — тем самым, что никогда не выглядит чистым, сколько его ни отдраивай. Словом, это кухня старика. И она мне нравится. Но я все думаю про цвет папиного лица.

— Ему стало так плохо всего за две недели? — спрашиваю.

Си протягивает руку к тарелке с кексами, но тут же отдергивает ее.

— Мы позвонили тебе, как только узнали диагноз, если ты об этом, — говорит она.

— Он и до этого терял в весе, — добавляет Тилли. — Но не так чтобы заметно. И пару раз, когда я была рядом, он выглядел уставшим. — Сестра качает головой. — И все. А потом он позвонил нам уже из больницы.

— Он ведь наверняка знал, что с ним что-то не так, — говорю я. Тилли берет второй кекс и разворачивает обертку. Я смотрю в чашку с кофе. — Он же врач, черт возьми! Хирург. Он много знает о… здоровье.

Си постукивает пальцами по столу.

— Он курит, Алиса. И пьет.

Я шумно втягиваю воздух.

— Алиса, может, расскажешь нам о своей поездке? — предлагает Тилли.

— Не сейчас.

Отпиваю кофе. Слишком слабый. Подхожу к раковине и выливаю остатки. Кухонное окно выходит в сад: скучный прямоугольник, заросший травой. Клумбы по углам газона все в сорняках. Отец скорее домосед. Когда я думаю о нем, на ум приходят обитые деревом стены, книги, шорох расправляемой газеты. Наблюдаю за тем, как дрозд скачет по газону, замирает, утыкается клювом в землю. Слышу, как мои сестры поскрипывают стульями, и представляю, как они переглядываются; Тилли делает знак Си, чтобы та промолчала.

— Они живут в шатрах, — говорю я, не оборачиваясь от окна. Голос звучит громче, чем я рассчитывала. — В Монголии люди живут в шатрах. Каждые три месяца они собирают все свое добро, грузят на верблюдов и отправляются куда-то еще.

— И зачем они так делают? — спрашивает Си.

— А мне нравится, — отвечаю. — Мне по душе мысль о том, чтобы всегда двигаться дальше.

Си начинает фразу, но Тилли обрывает ее на полуслове:

— А как они решают, куда идти?

Оборачиваюсь и пожимаю плечами.

— Не знаю, — говорю. — Наверно, идут туда, где есть вода.

Опираюсь на край раковины, кусаю ноготь.

— Так почему бы им не остаться на первом же месте, куда они придут? — спрашивает Си. — Если там есть вода.

— Сколько ему осталось? — задаю вопрос я.

Тилли растирает остатки кекса по тарелке.

— Врачи сказали, от трех до восьми недель, — произносит наконец Си.

— И это было две с половиной недели назад?

— Да.

* * *

Дождь льет все утро, типичный английский дождь, мерзенький, мелкий и слабый, а небо плоское, белое и скучное. Выхожу из дома после ланча. Тилли и Си я говорю, что мне надо купить одежду, и это правда, и, возможно, я именно это и собираюсь сделать, захлопывая входную дверь и спускаясь по ступенькам. Но потом я сажусь в метро и не выхожу, проезжая «Уоррен-стрит», «Гудж-стрит», «Лестер-сквер».