Россия и Южная Африка. Наведение мостов - Аполлон Давидсон

Сомнения раньше всего возникли как раз у главных теоретиков. По сведениям О. А. Уэстада, автора авторитетного труда по истории холодной войны, в 1979 г. К. Н. Брутенц неоднократно писал заведующему Международным отделом ЦК КПСС Б. Н. Пономареву записки о том, что строительство социализма в странах третьего мира стало слишком «советским» проектом, а вклад самих строителей оставался минимальным. Причину он видел в мелкобуржуазной сути национальных демократов. Поддерживая их, СССР, по его мнению, укреплял силы, сдерживавшие следующую, социалистическую, ступень революции [51] . О том же нередко писали и говорили и коммунисты из развивающихся стран и освободительных движений. Среди скептиков оказался и один из лидеров Южно-Африканской компартии, Джо Слово, не веривший в социалистический потенциал национальной демократии [52] . Но практическую политику СССР этот скептицизм изменил мало, а до академических кругов, не говоря уже о широкой общественности, он доведен не был.

К началу 1990-х годов теория соцориентации канула в лету, и те из авторов, кто пережил ее, не упоминают о ней вовсе или пишут с сожалением. Г. И. Мирский, один из главных специалистов по проблемам национально-освободительного движения, с 1958 г. бывший консультантом Международного отдела ЦК и работавший непосредственно под руководством Брутенца и Ульяновского, вспоминал, как его группа из пяти-шести человек неделями сидела в здании ЦК КПСС на Старой площади или на принадлежавшей ЦК загородной даче и составляла партийные документы по проблемам третьего мира, фрагменты выступлений Хрущева, Брежнева, Суслова, Микояна, Пономарева. «В 63 и 64 гг., например, – пишет он, – мы буквально месяцами не вылезали со Старой площади, работая над „Тезисами ЦК КПСС по проблемам национально-освободительного движения“… Масса времени уходила на… разработку тонких нюансов и дефиниций, таких как: народно-демократические и национально-демократические силы и партии, революционная демократия и национальная демократия и т. п… Сейчас… я поражаюсь: сколько же времени и энергии ушло на составление абсолютно никому не нужных текстов, в лучшем случае банальных, а чаще просто фальшивых, не имевших никакого отношения к тому, что действительно происходило в странах Азии, Африки и Латинской Америки! Ведь буквально все наши прогнозы оказались ложными, все произошло совсем не так, как мы предполагали, основывая наш анализ на „гранитном фундаменте марксистско-ленинской теории“… Спрашивается: кого мы старались во всем этом убедить? Общественность развивающихся стран? Лишь считанные единицы из числа местных марксистов могли читать все это и верить в правоту наших рекомендаций (а если они им следовали, то тем хуже для этих стран). Нашу советскую публику? Ей эта проблематика была чужда и безразлична. И целые институты с огромным штатом сотрудников тратили немалые деньги на совершенно бесполезное дело» [53] .

Многие зарубежные политологи и историки тоже считают, что советское идеологическое наследие безвозвратно кануло в прошлое: Запад выиграл не только холодную войну на севере, но и идеологическую войну на юге.

С этим утверждением трудно согласиться. У советских идеологов немало продолжателей. Южноафриканские коммунисты и Африканский национальный конгресс стали одними из самых последовательных среди них. В годы борьбы против апартхейда они полагали, что национально – демократическая революция в их стране после победы перейдет непосредственно в социалистическую (один из двух вариантов национально-демократической революции, упомянутых Брутенцем). В энциклопедическом справочнике «Африка» отмечалось, что «переход к социализму непосредственно через социалистическую революцию, минуя или сокращая до минимума этап национально-демократической революции и социалистической ориентации на континенте, возможен (по мнению африканских коммунистов) только в Южной Африке, где лица наемного труда составляют более половины экономически активного населения… где сформировался более чем двухмиллионный пролетариат, возглавляемый ЮАКП. Но и здесь не исключается переходный период» [54] .

Социалистическая революция не состоялась, по мнению многих в ЮАР, лишь потому, что АНК пришел к власти мирным путем, через переговоры. Национально-демократическая революция стала официальной политикой этой находящейся ныне у власти партии. Но с середины 1990-х годов по сию пору дебаты на левом фланге южноафриканского политического спектра определяются вопросом о том, как долго может и должен продлиться переходный период к социализму и каково должно быть его конкретное содержание: пора ли уже переходить к национализации земли и шахт, и если да, то в какой форме.

Влияние советской теории на мировидение южноафриканских политиков и теоретиков левого толка очевидно. Как же попала она в Южную Африку?

В программе КПЮА, принятой в 1944 г. и дополнявшейся в 1947 и 1949 гг., ни национально-демократическая революция, ни национальная борьба, ни двухэтапная революция не упоминались. Целью партии провозглашалось «создание социалистической республики, основанной на общей собственности на средства производства и власти рабочего класса и обеспечивающей равные права и возможности для всех расовых и национальных групп». Программа утверждала, что причиной бедности миллионов южноафриканцев являлся тот факт, что шахтами, фабриками и фермами владеет «небольшое меньшинство, которое контролирует государство в своих собственных интересах», но расовая принадлежность ни бедноты, ни меньшинства не уточнялась. Содержала программа и требование равенства политических и экономических прав всех групп населения, хотя при этом в ней говорилось и о необходимости «промышленного развития африканских резерватов». Требования ликвидации таких резерватов в ней не было. Не было речи и о национальном освобождении [55] . На практике партия продолжала линию, предложенную ей Коминтерном в 1935–1936 гг.: заниматься насущными проблемами трудящихся, а не теорией.

Манифест Молодежной лиги АНК, к которой принадлежали тогда Нельсон Мандела и другие прославившиеся позже лидеры АНК, был написан в том же 1944 г. О расовых проблемах – вторжении белых в Африку и земельных захватах, расовом угнетении, необходимости сплочения на расовой основе, «национальном освобождении африканцев», уверенности в победе «дела африканца» – в этом документе говорилось много. Более того, явно в противовес идеям коммунистов, Манифест утверждал, что освобождение африканцев будет достигнуто только самими африканцами и отвергал «импортирование иностранных идеологий в Африку». АНК был назван в нем «национально-освободительным движением», и Молодежная лига призывала африканцев объединиться вокруг него и создать фронт национального единства, хотя и критиковала АНК за бездействие. Но ни о классах, ни о том, что должно прийти на смену существующему порядку после победы «африканца», в Манифесте не говорилось [56] .

Радикальная Программа действий, принятая АНК под влиянием Молодежной лиги в 1949 г., содержала требование права африканцев на самоопределение и заявление o намерении АНК бороться за их «национальное освобождение». Однако «освобождение», по мнению авторов этого документа, заключалось во включении африканцев в существующие государственные структуры на основе полного равноправия, улучшении системы их образования, создании институтов для их культурного самовыражения и экономическом развитии резерватов и других африканских районов [57] .