А. К. Глазунов - Алиса Сигизмундовна Курцман

Наконец пришло известие о том, что Лист добился включения симфонии Саши в репертуар майского фестиваля 1884 года в Веймаре. Беляев и Саша выехали в Германию, чтобы присутствовать на концерте.

Оказалось, что в Веймаре их ждали. Приготовили билеты на все спектакли и даже предложили поселиться бесплатно в доме у одного из местных коммерсантов; но путешественники предпочли устроиться в гостинице.

Заняв предложенные им номера и покончив со всеми необходимыми мелочами, они прежде всего стали спрашивать, когда можно видеть Листа, и отправились к нему в тот же день.

Они шли по городу и удивлялись той атмосфере праздничности, которая царила в нем. Из раскрытых окон неслись звуки музыки. Блестящие бравурные пассажи и нежные пылкие мелодии заполняли улицы. Из рассказов Бородина Беляев и Саша уже знали, что виновником этого торжества был Лист.

— Каждую весну, — говорил Бородин, — вместе с весенними птицами налетают туда с разных сторон листианцы и листианки, так там называют листовскую учащуюся молодежь. И вот с утра до поздней ночи сидят они за инструментами, с увлечением и упорством преодолевая разные виртуозные трудности фортепианной игры.

— Уроки у Листа, — рассказывал Александр Порфирьевич, — бывают регулярно два раза в неделю и продолжаются часа полтора. Ни с кого из своих учеников Лист денег не берет, и попасть к нему новому человеку трудно. Но раз допустивши кого-либо, он так привыкает к ученику, что начинает интересоваться даже его личными делами.

— Неужели и я сегодня познакомлюсь с ним, — думал Саша. — Какие они все счастливые, что могут каждый день видеть такого великого музыканта.

Незаметно они прошли весь город и оказались на маленькой тенистой улице, переходящей в парк. В самом конце ее был домик Листа. Из раскрытых окон тоже доносилась музыка.

— У хозяина сейчас столько народу, что стульев не хватает, — остановила их у крыльца пожилая почтенная женщина, как они догадались, его кухарка. — Если хотите застать одного, то приходите лучше через час, — добавила она.

— Да... ведь сейчас пять часов и у него ученики. Александр Порфирьевич предупреждал нас! — спохватился Беляев. — Ну, ничего не поделаешь, придется подождать.

Наконец, прошел этот томительный час, и они увидели знаменитого музыканта. Он сам вышел им навстречу точно такой, каким его рисовали художники: высокий, прямой, в черном долгополом сюртуке и с черным галстуком. Услышав фамилию Глазунова, он любезно протянул руку.

— Знакомство с русским композитором всегда интересно, — сказал он. — Ведь если есть теперь музыкальная школа, которая имеет свою великую будущность, так это русская!

Все последующие дни были так или иначе связаны с Листом, с впечатлениями от концертов, на которых исполнялись его произведения.

Некоторыми своими произведениями композитор дирижировал сам. Почти каждый раз его горячо чествовали, преподносили лавровые венки, говорили речи в стихах.

«От музыки я просто одурел, — писал Саша Римскому-Корсакову. — Я не мог только понять, как мог Лист выносить столько музыки. Утром в 9 часов репетиция вечернего концерта; с 11 до 2 утренний концерт и с 6½ до 10 вечерний, да кроме того, у Листа [дома] часто бывает музыка».

Через несколько дней после их приезда была назначена репетиция и Сашиной первой симфонии. Лист также присутствовал на ней, и юноша сел рядом, чтобы видеть, какое впечатление произведет на него музыка. Симфония композитору, видимо, нравилась. Он аплодировал после каждой части, а по окончании репетиции подошел к Глазунову.

— Благодарю вас,— сказал он, пожимая его руку.— Я получил искреннее удовольствие. Если хотите, пойдемте сейчас ко мне. Там, наверное, меня уже ждут ученики. И захватите с собой ваши ноты.

Дома, где действительно собралось уже много народу, по приходе хозяина тут же началось музицирование. Лист поставил на рояль ноты фортепианной сюиты Глазунова на тему S—а—s—с—h—а[6] и попросил своего русского ученика Фридхейма исполнить ее. Фридхейм начал прелюдию, но она получилась у него так плохо, что учитель прогнал его от рояля и спросил, не познакомит ли их автор со своим произведением сам.

Сыграв свою сюиту, которая всем понравилась, Саша увидел на рояле ноты симфонической сюиты Римского-Корсакова «Антар», восточной фантазии Балакирева «Исламей» и первой симфонии Бородина. Речь зашла о русской музыке и русских композиторах, многих из которых Лист хорошо знал лично и очень любил.

— Если в музыке слышится что-то русское, это всегда хорошо, — сказал он, громко отчеканивая каждый слог. Потом откинул назад седую голову и обвел всех присутствующих орлиным взором, словно хотел спросить:

— Ну, что вы можете возразить мне на это?

Вечером на концерте симфония прошла с успехом.

В антракте Сашу представляли различным музыкальным критикам, те хвалили его и говорили, что знакомы с произведениями многих русских композиторов: Бородина, Римского-Корсакова, Мусоргского и Киу (так они называли Кюи).

По окончании фестиваля путешественники двинулись дальше. Давно уже Стасов настаивал на поездке Саши за границу.

— Ведь столько впечатлений получишь, что потом па всю жизнь хватит, — говорил он. — Бери пример с Глинки.

И они решили посетить Испанию, все те города, в которых когда-то побывал великий русский композитор и которые затем описал в своих «Записках». Путешествие было долгим: они миновали Германию, Швейцарию, проехали всю южную Францию и, наконец, прибыли в Барселону. Вид города, поднимающегося над изумрудной поверхностью Средиземного моря и утопающего в разноцветном море благоухающих роз, и звуки испанского наречия очаровали Сашу. Но он торопился дальше, надеясь, что столица Испании откроет перед ним настоящие чудеса. Однако обычный, европейский вид города вначале разочаровал его. Мадрид оказался «застенчивым», как застенчивы бывают некоторые люди, не умеющие раскрыть все свое очарование при первом знакомстве. Он ощутил прелесть Мадрида несколько позже, бродя по его задумчивым тенистым садам и лавровым рощам, осматривая чудесный музей живописи.

Правда, музей интересовал только Сашу. Беляев же, пройдя два-три зала, сказал:

— Ну, ты походи, а я тебя здесь подожду.

Вскоре выяснилось, что, при всех своих достоинствах, Беляев был для такого путешествия не лучшим попутчиком.— Вот если бы Владимир Васильевич был со мной, сколько интересного он мог бы рассказать, — думал Саша. — А Митрофан Петрович ходит со мной всюду не потому, что ему хочется, а чтобы доставить мне удовольствие.

Из Мадрида они отправились в Севилью, воспетую в стихах и романсах. «О!.. Севилья — это жемчужина Андалузии»,— говорили испанцы. И действительно, Саша был покорен этим городом. Его белоснежные дома,