Главные преступления советской эпохи. От перевала Дятлова до палача из Мосгаза - Владимир Демченко

Вместо Дмитриевой на поезд посадили одну из сотрудниц. На Петровке даже провели что-то вроде кастинга с участием гримеров с «Мосфильма». Они сделали так, чтобы за несколько метров Ионесян не заметил подмены. А ближе его никто не подпустит.

Утром 12 января на вокзале в Казани царила суета. Владимир Ионесян появился на платформе, когда поезд из Москвы уже тормозил. Он пробрался через толпу и увидел в окне лицо девушки, из-за которой бросил жену и ребенка. Маньяк радостно махнул рукой и побежал к двери вагона. Хотел зайти внутрь и помочь любимой с вещами. Девушка улыбнулась и помахала в ответ. Ионесян ухватился за поручень и прыгнул на подножку. Тут на его запястье щелкнули наручники.

Грозный убийца тут же обмяк и превратился в жалкое существо. Он не стал отпираться, да это и не имело смысла. Он был в том же пальто с пятнами крови, за поясом болтался топор.

Сознает свою подлость

В Москву полетела телеграмма: «задержан». Уже через несколько часов в здании Министерства общественной безопасности в Москве Ионесяна допрашивали министр и генеральный прокурор. Душегуб рассказывал все. Выдержки из этого допроса спустя почти 50 лет опубликовала «Комсомольская правда» (см. номер от 20 декабря 2012 года).

— Помню, старуха была, потом мальчик и женщина была, — сбивчиво говорил Ионесян. — Сейчас я очень ужасный человек, а в прошлом — очень хороший человек.

В газетах появилось короткое сообщение об аресте убийцы. Никто не думал, какую оно вызовет бурю. Письма трудящихся и целых коллективов засыпали Министерство общественного порядка, ЦК партии и центральные газеты. Граждане требовали сурового наказания. Предлагали заменить расстрел повешением и даже четвертованием. Причем казнь предлагалось сделать публичной. Партийные бонзы решили к столь экстремальным мерам не прибегать. И вообще провести процесс без широкой огласки.

КСТАТИ

Из-за быстрого следствия и казни Ионесяна врачи и ученые не успели как следует изучить мотивы его преступлений. Известный антрополог и скульптор Михаил Герасимов, которого тоже привлекали к расследованию, пришел к выводу, что убийства были способом самоутверждения, способом добиться всеобщего признания.

Убийца понимал, что дни его сочтены. Но не думал, что все случится так быстро. Когда генсек партии распорядился за две недели утрясти все формальности, неповоротливая обычно судебная машина завертелась, как турбина. Около недели ушло на следствие, еще столько же на суд. Ионесян как мог выгораживал Алевтину Дмитриеву, но ее все равно приговорили к 15 годам колонии как сообщницу.

А Ионесяна ожидаемо приговорили к расстрелу. В последнем слове он все-таки попросил судей сохранить ему жизнь. Потом даже написал прошение о помиловании. Канцелярия ЦК партии пропустила этот документ без очереди, Хрущев отклонил его уже на следующий день.

Со дня первого убийства на Балтийской улице прошло 43 дня, когда министр охраны общественного порядка Вадим Тикунов писал в бюро ЦК КПСС:

«Докладываю, что приговор Верховного суда РСФСР об осуждении к смертной казни — расстрелу в отношении Ионесяна Владимира Михайловича приведен в исполнение 31 января 1964 года в 23 часа. Труп предан кремации. Перед исполнением приговора Ионесян заявил, что он осознает, что перестал быть человеком, сознает «свою подлость» и что за убийства заслуживает смерти. В течение беседы Ионесян старался выгородить свою соучастницу Дмитриеву, заявляя, что она ничего не знала о совершенных им преступлениях и ни в чем не виновата. При исполнении приговора Ионесян сопротивления не оказывал».

Смертники, которых жаль

Как в СССР расстреливали приговоренных к высшей мере? В затылок. Иногда из пистолета, но чаще из мелкокалиберной винтовки: у нее ниже убойная сила, выстрел с близкого расстояния оставляет в черепе лишь небольшое отверстие.

Помещение для приведения в исполнение смертных приговоров обычно находилось в подвале тюрьмы. Две комнаты — в одной стол и стулья. Смертников встречал прокурор, он просил назвать себя, уточнял дату рождения, место жительства и так далее. Главное, чтобы по ошибке в подвал не попал другой человек.

Смертникам не говорили о том, что должно произойти через несколько минут. Но многие догадывались. Кто-то начинал плакать, другие молились, замыкались на оставшиеся минуты, передавали родным последние слова. Их пытались обмануть: говорили, что в соседней комнате сидят депутаты, которые в виде исключения примут еще одно прошение о помиловании. Но за дверью второй комнаты стоял палач. Он стрелял один раз, потом делал второй, контрольный… Врач фиксировал смерть. Пока тело остывало, все участвовавшие в церемонии поднимали рюмку за упокой души. Какой-никакой, а все же человек был.

Обычно между приговором и подвалом проходило 2–3 года. Смертник подавал аппеляции, просил главу страны о помиловании… Иногда расстрел меняли на 25 лет заключения. Счастливчиков было мало, примерно один на десятерых казненных. Братьям Николаю и Феликсу Калачян повезло — их помиловали со второй попытки, специальным решением Верховного Совета СССР. Но судьба сыграла с ними злую шутку: документ опоздал — всего на 24 часа. Когда фельдъегерь добрался до следственного изолятора, братьев уже не было в живых.

Калачяны, наверное, одни из немногих смертников, кого многим и по-настоящему было жаль. Даже следователям и судье. Они никого не убили и не покалечили, а всего лишь… совершили самое дерзкое в истории СССР ограбление Госбанка. Вынесли из хранилища полтора миллиона рублей — тогда новенькие «Жигули», мечта каждого советского человека, стоили всего 7 тысяч.

В 70-е расстреливали за кражу у государства даже 10 тысяч рублей. Что же говорить о полутора миллионах! Судья, зачитав смертный приговор, обратился к братьям: «Мне очень жаль, но я ничего не могу сделать».

Дыра в потолке

В понедельник, 8 августа 1977 года, работники Госбанка Армении в Ереване, как обычно, открыли дверь хранилища наличных средств на втором этаже. Это была комната-сейф: глухие бетонные стены, пронизанные датчиками сигнализации, и тяжелая стальная дверь, ее сенсоры выведены на пульт охраны и в отделение милиции. Деньги здесь хранились прямо на стеллажах: казалось, что постороннему проникнуть сюда невозможно. Да и не грабят в СССР банки, разве что сберкассы иногда…

Но в тот день служащие изменили отношение к слову «невозможно». На полу хранилища валялись куски бетона, а в потолке зияла дыра. Маленькая, разве что кошка в нее пролезет. Пачки денег на стеллажах были разбросаны, многих не хватало. Было ясно, что в хранилище побывало отнюдь не домашнее животное. С потолка из дыры свисала веревка с аккуратно, через каждые 60 сантиметров завязанными узлами. На полу валялись победитовые сверла, ручная дрель-коловорот, зубило и… раскрытый детский зонтик. В углу валялись пять пустых бутылок из-под минеральной воды «Джермук». Комната наверху была предназначена для отдыха сотрудников банка. Дверь взломана, паркет над дырой аккуратно вскрыт. Но нигде не было ни одного отпечатка пальцев.