Допрос с пристрастием - Дмитриева Марина

— Какие отношения были между супругами?

— Не знаю, нормальные, вроде бы. Я ведь не всегда там находилась, только в понедельник, среду и пятницу, и когда они приезжали с работы, уходила. Роберт Евгеньевич не любил чужих людей в доме.

— Во сколько вы уехали в тот вечер когда произошло убийство?

— Убралась, приготовила есть и ушла, часика два часы показывали. Роберт Евгеньевич не возражал, он ведь в отпуске тогда был.

— Когда вы находились в доме, кто-нибудь приходил?

— Нет, никого не видела.

— Скажите, Кристина Сергеевна ссорилась с мужем?

— Я бы не сказала.

Однако что-то в глазах женщины давало понять — она недоговорила.

— Неужели совсем не ругались?

— Однажды, — голос женщины понизился, так обычно старушки пересказывают сплетни на лавочке, — я слышала, как Роберт Евгеньевич кричал на жену.

— Значит, все-таки они ссорились?

— Это не совсем ссора была... Хозяин орал на Кристину Сергеевну, а та молчала, ничего ему не отвечала.

— Как орал?

— Я не совсем разобрала слова. Ну что-то типа: «Дура набитая, сколько раз можно повторять одно и то же». А потом через некоторое время: «Упрямая сука».

Пальцы с силой сжали ручку. Того и гляди, опять переломаю, как давеча карандаш. Неужели этот старый козел, на которого она меня променяла, мог говорить умнице Кристи такие слова?

— А что Кристина Сергеевна?

— Я же говорю, молчала.

— Вы уверены, что он именно к ней обращался, а не беседовал с кем-то по телефону, например.

— Мог и по телефону, конечно, — согласилась со мной домработница. Однако по лицу было видно, что она мало верила в такую возможность.

— Кристина Сергеевна, когда вы бывали в доме, никогда не приезжала с другим мужчиной?

— Не видела. Да и не тот Роберт Евгеньевич человек, чтобы позволить подобное.

— Галина Михайловна, скажите, как вы думаете, Кристина Сергеевна любила своего мужа?

Женщина задумалась.

— Не знаю даже. Она несколько закрытый человек. Приветливая, ласковая, но держалась, как и муж, на расстоянии. Только тот придирался ко всему, а Кристина Сергеевна… такое ощущение, что ей было все равно, есть пыль, грязно или чисто, вкусно приготовлено или нет.

***

— Виктор Николаевич! Капитан юстиции Карпов Владимир Константинович беспокоит. Можно отвлечь вас от дел? Хотел поговорить об убийстве Роберта Евгеньевича.

Корольков был старше меня лет на десять. Высокий, крепенький, плешивый, на лице сосредоточенность и серьезность. Пожали друг другу руки.

— Присаживайтесь.

Виктор Николаевич сел назад в свое кресло, махнул рукой, показывая, что я могу расположиться напротив.

— Признаться, ждал вашего прихода, я ведь Кристину Сергеевну на месте преступления застал.

— Да, кстати, хотел спросить, почему вы были тем вечером в доме семьи Швец? Пятница как-никак.

— Роберт Евгеньевич тогда отпуск свой догуливал, но он такой человек, любил все под контролем держать. Вот и вызвал меня, чтобы отчитался. Я чуть ли не каждый день к нему таскался с докладами. Пятница и понедельник так в обязательном порядке.

— Как вы попали в дом?

— Позвонил, никто не отозвался. Потом калитку дернул. Она оказалась не закрытой. Это выглядело странным.

— В доме дверь тоже была открыта.

— Да.

— Свет горел, когда вы пришли?

— Только в коридоре и гостиной. Правда, в другие комнаты я не заглядывал.

— Расскажите, что увидели?

— Сначала услышал. Смех. Кристина Сергеевна хохотала.

— Что потом?

— Прошел дальше и увидел тело Роберта Евгеньевича на полу. Он лежал несколько в неестественной позе, около головы лужа крови, глаза не закрыты, взгляд застывший, сразу подумал, что труп. Его жена сидела вблизи с телом, то смеялась, то плакала, руки, одежда в крови, даже на лице кровь. Картина, конечно, жуткая.

Мурашки прошлись по коже, когда представил Кристину рядом с покойником. Испуганную, растерянную… Бедная дево… Опять жалеешь ее, даже несмотря на то, что, возможно, она убийца, даже несмотря на то, что эта ведьма без всякого сожаления выбросила на помойку твои чувства, словно старый, отслуживший свое, ненужный хлам.

— Кристина показалась вам вменяемой?

— Ну как сказать, конечно, она была немного не в себе. Но меня узнала. Закричала, что не убивала мужа, ну и потом, когда приехала полиция, вела себя вполне адекватно.

— В доме или когда подъезжали к нему, никого больше не видели?

Корольков лишь отрицательно покачал головой.

— Виктор Николаевич, вы, случайно, не знаете почему не работала система видеонаблюдения?

— Нет, Роберт Евгеньевич ничего не говорил по этому поводу.

— Вы ведь служили вместе, и не раз бывали в их доме, какие взаимоотношения были между супругами?

— Вполне нормальные, Роберт Евгеньевич постоянно хвастался женой: «Моя Кристина то, моя Кристина это». Часто покупал ей подарки.

— Домработница вот сказала, что слышала, как Роберт Евгеньевич орал на Кристину Сергеевну. Вы что-нибудь подобное слышали?

Взгляд Королькова изменился, стал задумчивым.

— В отношении нее нет, но Роберт Евгеньевич частенько не сдерживался в словах. В управлении многим доставалось. У него были диктаторские замашки.

А вот это уже интересно. Кристина ведь еще та гордячка. Может быть, нашла коса на камень, и случился этот «бамс» по голове. Но почему так поздно, только после пяти лет брака?

— Вам в том числе?

— Что в том числе? — непонимающе посмотрел на меня Виктор Николаевич.

— Доставалось от Роберта Евгеньевича.

Еще до ответа Королькова понял — отгребал по полной. Впрочем, в системе внутренних дел у многих руководителей манеры далеки от идеальных.

— Бывало, — равнодушно пожал плечами Корольков.

***

— Ваши фамилия, имя, отчество?

— Калашников Сергей Иванович.

— Сергей Иванович, я следователь по делу вашей дочери, хотел выяснить некоторые моменты.

Передо мной сидел седовласый мужчина. Немного полноватый, но это только придавало ему солидности, как и стильные очки в золотистой оправе, через стекла которых смотрели умные темные глаза. Кристинкины глаза. Мы с ним так и не познакомились тогда. Впрочем, на данный момент — это хорошо. Думаю, если бы он знал о наших прошлых отношениях со своей дочерью, то настаивал бы на передаче дела другому следователю. А я теперь никак не могу от него отказаться… Теперь для меня дело принципа — засадить эту стерву!