Долго и счастливо - Карина Пьянкова

Когда таксист спросил о матери, Ватанабэ лишь счастливо вздохнул:

— Пока я не познакомился с Джули, считал, что самая прекрасная женщина на свете — это моя мать.

В тот момент мне, если честно, стало немного не по себе… Больше всего на свете в данный момент я боялась, пожалуй, будущую свекровь, госпожу Ватанабэ Кимико, женщину, с какой стороны ни посмотри, великих достоинств, если верить ее сыну. Лиллен по этому поводу тоже понемногу нагнетала обстановку, рассказывая поучительные истории из жизни восточных невесток, которых нахваталась из Сети… Казалось, что Адамс специально для меня эти ужасы выбирала, умалчивая обо всех историях со счастливым концом, будто таковых в природе не имелось вовсе.

Словом, я точно ничего не хотела заранее знать о матери своего жениха, а в идеале еще и видеть ее не хотела. Вообще. Никогда. Но вряд ли Такео на такое пойдет. Даже ради меня. Родителей он любил. И братьев. И невесток. И племянников. Словом, у моего будущего мужа оказалась чересчур большая семья…

Нареченный тем временем с восторгом продолжал повествование о родных, в подробностях описывая и внешность, и привычки, и увлечения… Как только речь зашла о детях братьев, то мне вообще подурнело. Потому что изначально было ясно: детей Ватанабэ любил и, хуже того, хотел, а уж тут… Такео говорил о племянниках с такой мечтательностью. Даже надеяться не стоило, будто он не желает завести собственных отпрысков. Выходит, после свадьбы мне с большой долей вероятности поставят ребром вопрос о потомстве… А мамой я себя пока не представляла… Да я себя и женой-то пока не представляла, какие дети?

Таксист, почувствовав интерес аудитории, стал соловьем заливаться о счастье отцовства и материнства. Жених поддакивал с пугающим энтузиазмом, так что я начала с ужасом представлять себя не просто матерью, а матерью многодетной…

Под мирную беседу двоих мужчин и рокот мотора я было задремала, но из полусна меня вырвал визг тормозов, жуткая тряска и удар о спинку переднего сиденья. Мы врезались во что-то… Кажется…

Я в испуге открыла глаза, пытаясь понять, что с нами вообще произошло.

— Такео, ты в порядке?!

В первую очередь я беспокоилась о Ватанабэ. Во вторую и третью — тоже.

Одновременно со мной мое несчастье испуганно спросило:

— Джули, ты как?!

Со своего места тихо и забористо ругался водитель, вцепившийся в рулевое колесо, словно утопающий — в спасательный круг.

— Я в порядке, — одновременно ответили мы с женихом друг другу и одновременно же облегченно выдохнули. Правда, Такео ответил мне: «Daijoubu»,[1]но для меня в тот момент был важней смысл, а не язык.

Живы. Целы. Все хорошо.

— Грузовик… На встречную вышел, — чуть подрагивающим голосом пояснил мне Ватанабэ, стискивая мою талию едва ли не до хруста.

Только теперь я поняла, что он был бледным как смерть.

— И какой… так водит?! — риторически вопросил таксист, не сумевший выпустить руль. Кажется, пальцы ему придется разгибать по одному. — Хорошо хоть насмерть не расшиблись и на дорогу сможем выехать… Вроде бы… Но мы теперь, ребятки, второй раз родились…

— Третий… — автоматически поправила водителя я.

Тот, разумеется, не понял.

— Что «третий»?

— Мы сегодня родились уже в третий раз, — уточнил Ватанабэ, прижав меня к себе еще крепче. Казалось, у меня желудок скоро поднимется куда-то в район горла. Но я даже и не подумала жаловаться. Так я хотя бы чувствовала себя живой. — Поедемте уже. Нас родители Джули ждут.

Всю дорогу меня трясло мелкой дрожью от осознания того, что я просто могла не проснуться. Мы могли никогда не доехать до дома моей семьи, так бы навсегда и остались на этой дороге вместе с болтливым водителем, у которого дома жена, теща, двое дочерей с мужьями, одна внучка и старый ризеншнауцер. Ведь случается порой, что в машине после аварии не остается ни единого живого человека. Или, хуже того, я бы могла уцелеть, а Такео — нет… И как бы я без него тогда, без своего солнца?

— Не волнуйся, — тихо бормотал мне на ухо Такео, ласково гладя мою руку, — ничего плохого не случится. Ничего плохого не может случиться, пока ты меня любишь.

Так мама разговаривала со мной, если мне снились кошмары. И только у нее и у Ватанабэ выходило настолько легко успокоить меня. В итоге, когда мы подъехали к воротам моего отчего дома, я могла легко улыбаться, как прежде, а все произошедшее казалось просто страшным сном, который не может сбыться, пока меня держит за руку Такео.

У ворот родительского дома мне стало страшно во второй раз. Теперь я боялась, что родные не примут моего любимого человека, а еще хуже — обидят… А у этих здоровенных платяных шкафов, которых я именую братьями, легко получится обидеть кого угодно… И отправить в больницу на пару-другую недель тоже получится.

Таксист уже давно уехал прочь, а мы все стояли, держа сумки, и я не находила в себе сил нажать на кнопку звонка. Было страшно. Ватанабэ терпел мою нерешительность целых пятнадцать минут.

— Так, Джули, соберись, это твоя семья, они тебя не укусят, — медленно и вкрадчиво, словно маленькому ребенку, втолковывал мне он. — Твои родные тебя любят, поэтому не трясись, как перепуганный заяц, пойдем уже наконец внутрь. Нас ждут.

— Они тебя не любят, — мрачно отозвалась я, сжимая зубы до скрипа.

Моя упорная личная жизнь с укоризненным вздохом закатила глаза, давая понять, что на самом деле думает о моих страхах по этому поводу. Раньше я считала ребенком его. Теперь он считает ребенком меня.

— Им еще не за что меня любить, я злобный и коварный непонятно кто, посягающий на их любимую дорогую девочку.

— Ты не злобный и коварный непонятно кто, — недовольно буркнула я. — Лучше тебя нет.

— Спасибо, — со счастливой улыбкой ответил мне он, чмокнул в щеку и… нажал на кнопку звонка. Без предупреждения. Я даже с духом собраться не успела…

Хотелось дать ему хороший душевный подзатыльник за самоуправство, но сделать этого я не успела…

Родители выскочили навстречу так, будто караулили нас в прихожей на низком старте. Причем мама на полной скорости обогнала куда менее спортивного папу. Я автоматически вышла вперед, чтобы в случае чего прикрыть от возможной опасности Такео, который, даже несмотря на свои легкомысленные слова, выглядел в момент судьбоносной встречи вовсе не уверенным в благополучном исходе знакомства с будущими родственниками.

Разглядев родителей как следует, я испытала легкий шок. Мама и папа вырядились так, словно собрались на прием к королеве… Папа сверкал серебряными запонками с гравировкой, которые не надевал, кажется, последние лет десять, а мама — фамильными украшениями. Да и макияж у нее был сделан профессионально, сама-то она если и красилась, то неброско и чуть небрежно. На их фоне довольно скромно одетый Такео точно не казался состоятельным человеком. Джинсы, зеленая футболка и серая ветровка. Нет, я-то представляла, где его одежда куплена и сколько на самом деле стоит, но других подобная демократичность могла ввести в заблуждение. Мой наряд тоже был довольно скромен… Красная юбка-карандаш и белая блуза. В таком виде я слегка смахивала на учительницу. Чего и добивалась. При официальном знакомстве с семьей мне следовало выглядеть ну очень хорошей девочкой.