Новый дневник грабителя - Дэнни Кинг

— А-а, одеяло. — Олли озабоченно хмурит лоб. — Знаешь, что я сделал?

— Не взял одеяло?

— Типа того. Выкинул его, чтобы освободить место для калориферов.

— Обалдеть. И как теперь перебираться через колючую проволоку без одеяла? Мы же исцарапаемся до смерти!

— Можем отказаться от этой затеи, — предлагает Олли.

— С твоей гражданской позицией наша страна никогда не стала бы великой державой, — назидательно говорю я. — Нам всего-то придется перелезть через верх, как сделали мой дед и его брат во Вторую мировую.

— Да-а? — удивляется Олли. — И что, остались в живых?

— Разумеется. Им-то нужно было перебраться через низкую стену казармы. А следующие три года они шкерились под лестницей у моей прабабки. Сам понимаешь, пули там свистели не часто.

— Так кто полезет? — осведомляется Олли, нервно поглядывая на зловещие металлические колючки.

— Вот что: бросим жребий. — Я достаю из кармана монетку и подкидываю ее в воздух. — Твои пожелания?

— Свалить отсюда.

— О’кей, если решка — уходим, — соглашаюсь я, ловлю монету и накрываю ее ладонью в перчатке.

Даже не могу сказать, от чего больнее: от десятков острых как бритва колючек, впивающихся в лопатки, или от того единственного шипа, который проткнул джинсовую материю и уперся мне в мошонку. Пожалуй, шип все-таки страшнее, хотя и не намного.

Ненавижу продираться через колючую проволоку. Это препятствие — одна из трудностей моей работы и причина, заставившая меня убить добрых три часа на то, чтобы смастерить из нескольких сшитых вместе одеял плотный защитный мат, который можно набрасывать на проволоку. Правда, он не слишком толстый, и какая-то из колючек все равно проколет его, зато вполне убережет от полусотни других, что цепляются за одежду и царапают кожу, когда ты пытаешься проползти через каждый новый виток.

Сегодня, увы, я без щита. Колючки кусают со всех сторон: плечи, бока, бедра, руки, спина… Вскоре мою задницу уже можно оборачивать целлофаном; в витрине мясной лавки она смотрелась бы вполне уместно. К счастью, куртка у меня на подкладке, а джинсы почти новые, иначе моей бедной, никчемной шкуре пришлось бы гораздо хуже. Тем не менее к тому времени, когда пытка заканчивается и я повисаю на стене с другой стороны, все, о чем мечтается — это укол от столбняка, теплые объятия школьной медсестры и минет в ее же исполнении.

Я собираюсь разжать руки и рухнуть в непроглядный мрак, укрывающий территорию склада, но внезапно сзади меня подхватывают чьи-то руки.

— Все, я тебя держу. — Олли аккуратно ставит меня на твердую землю и стряхивает мусор с моей куртки.

Я изумленно таращусь на него и прикидываю, где облажался. Неужели я заплутал среди колючей проволоки и развернулся на сто восемьдесят градусов или просто свернул за угол? Может, пока я продирался через колючки, склад перенесли в другое место? Может, все эти годы Олли ждал удобного момента, чтобы познакомить меня со своим братом-близнецом?

Видя мое недоумение, Олли (или его брат) поясняет:

— Вон та дверка была открыта. — И указывает большим пальцем за спину.

Я оглядываюсь на ворота (те самые, запертые) и вижу в них небольшую дверцу, которая распахнута настежь. Затем осматриваю свои руки и ноги. Господи, когда же эти ленивые ублюдки из «Майкрософта» сделают так, что комбинация «Ctrl+Alt+Z» будет действовать в реальной жизни?!

— Слушай, давай покончим с этим побыстрее, — ворчу я и, обойдя вокруг Олли, направляюсь к воротам.

Внушительный навесной замок с внутренней стороны ворот презрительно улыбается мне в лицо.

— Надеюсь, ты не выкинул из фургона ножовку? — взываю я к Олли.

— Нет, конечно. Лежит под водительским сиденьем. Ты что, за идиота меня держишь? — оскорбляется товарищ.

Есть такая поговорка: если хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, сделай его сам. Правда, с воротами и колючей проволокой, она не совсем сработала, но это только потому, что я не ходил весь день по пятам за Роландом и не проверял наш фургон каждые пять минут, чтобы убедиться в наличии всех нужных инструментов. Теоретически мне следовало винить себя в той же мере, что и Роланда с Олли, ведь, хорошо зная обоих, я доверил им часть задания. Впрочем, этот факт я пока признавать не намерен. И все же вспомните, сколько судов потеряла королевская флотилия лишь из-за того, что болван вроде Олли, которого капитан отправил на марсовую площадку, нежился на солнышке, вместо того чтобы следить за испанскими кораблями!

Памятуя об этом, я прихожу к выводу, что далее рисковать нельзя — лучше всего сходить за ножовкой самому.

— Ладно, стой здесь и ничего не трогай, — инструктирую я напарника. — Я до фургона и обратно.

Я выхожу через маленькую дверцу и, шатаясь, бреду к фургону.

Невероятно, однако ножовка действительно лежит там, где сказал Олли, — под водительским сиденьем. Я уже почти расслабляюсь, исполнившись призрачной веры в успех нашего предприятия, и тут слышу голос Олли. Он просит, чтобы я захватил его сигареты. Возвращаюсь как раз вовремя: мой приятель одобрительно поднимает вверх большие пальцы, а дверка в воротах захлопывается. Олли поворачивается, чтобы войти обратно на склад, и неожиданно встречает препятствие в виде двери. Толкает ее, но дверь не расположена проявлять благосклонность к кому-либо, и вот в один миг мы снова оказываемся снаружи гребаного склада.

Как это получилось?

Олли бессмысленно таращится на меня.

— Знаешь, что? Если опять захочешь бросить монетку, я выбираю «орла», — великодушно предлагает он.

— Да неужели? — Я отшвыриваю ножовку и принимаюсь закатывать разорванные рукава.

Покуда мы с Олли за перекуром и перебранкой основательно выясняем наши деловые взаимоотношения, там, в городе, моя неутомимая подружка входит в паб под названием «Барсук», который ранее покинули мы, и осведомляется о местонахождении своего возлюбленного.

— Этот дрянной жулик был здесь? — вопит она в лицо бармену.

— Солнышко, нельзя ли уточнить, который именно? У нас почти вся публика такая, — отвечает ей Кит (как он потом мне рассказал).

— Бекс, мой бойфренд. Трусливый, пронырливый, нечистый на руку мешок дерьма, который смеет называть себя человеком, — вкратце описывает Мэл мои достоинства, хотя, поскольку все это я узнал со слов Кита, подозреваю, что несколько определений он добавил от себя лично, потехи ради. Во всяком случае, на его месте я бы так и поступил.

— Его зовут Адриан Бекинсейл, — растолковывает Мэл.

— Такого не знаю, дорогуша, но, когда увидишь своего приятеля в следующий раз, будь добра, передай, что я ему сочувствую, — отзывается Кит. Мэл бросает на него испепеляющий взгляд, и он добавляет: — Ах, прошу прощения, ваше королевское высочество, я хотел сказать «передайте».