Право первой ночи - Сандра Бушар

Ведь целует она не любимого человека, которому хочет приглянуться, а почти что незнакомца. Замкнутого, холодного, чопорного и крайне неприятного.

— О, Адалин! — яростно сжав руками ее хрупкую талию, сбивчиво, невнятно, дьявольски пьяно взмолился фон Миллер. Словно о самом разрушительном дьявольском проклятии или самой пленительной божьей благодати.

Адалин и пискнуть не успела, как язык феодала протолкнулся сквозь стиснутые зубы, уволакивая девушку на какой-то новый, совершенно неизведанный уровень удовольствия. Да, Адалин крайне понравилось то, что она ощутила от прикосновений мужчины, его умелых поглаживаний и опыте… Но даже под страшными, убийственными пытками она бы не признала в этом никому в мире, не показала бы фон Миллеру. Ведь ее отношение к нему так и не поменялось!

Он сжимал ее тело так чертовски крепко, словно отпусти… И Адалин растворится, растает, провалится сквозь землю. В мгновение ока все вокруг перестало существовать: правила, устоит, нормы морали. Но лишь на мгновение…

— Хватит! — завизжала девушка, морщась и просовывая ладони между двумя телами, пытаясь отстраниться. — Вы получили, что хотели, переходя все мыслимые и немыслимые грани!

Краем глаза Адалин увидела, как Самсон и ее отец отвернулись, храня смиренное молчание. Они покорились нраву Людвига фон Миллера, но совершенно его не одобряли. Адалин почувствовала себя изгоем, грязной и мерзкой потаскухой. Годной только для дома развлечений, где моряки проводили время вдали от жен. От этого ненависть к фон Миллеру лишь укрепилась!

— Ты действительно выполнила мою просьбу, — многозначительно протянул хозяин замка и положения. — Но грани я не переходил… Пока не переходил, дорогая.

Сглотнув вязкую слюну, онемевшая Адалин смотрела на поднявшегося на ноги феодала. Слова его звучали словно намек, что сегодня он таки вернется в спальню к девушке и закончит начатое… Такого допустить она просто не могла!

— Выбирайте! — распахнув створки встроенного в стену шкафа, фон Миллер открыл взгляду Самсона Фолка выбор оружия лучше, чем в любой дорогой лавке. — Пусть это будет ваше решение.

Библиотекарь придирчиво осмотрел каждую пару кинжалов, дотошно опробовав острие на прочность.

— Эти! — указав пальцем на самые изысканные, с золотой ручкой и громоздким драгоценным камнем, Фолк схватил его в руки и тут же кинулся на противника. На совершенно безоружного, собирающегося сражаться честно!

Фон Миллер успел прогнуться, когда кончик кинжала пролетел всего в паре миллиметров от его лица, срезав прядь волос. Умелыми, отученными движениями феодал отвел противника в сторону, выхватывая и свое оружие с подставки.

Наконец оба были вооружены.

Дуэли, казни, смерти от болезней были чем-то естественным, неотъемлемым в жизни Адалин. Она видела это каждый день, чувства постепенно притуплялись. И вот уже новые казненные на центральной площади не вызывали слез как в детстве, а лишь досадную печаль и дикое нежелание повторения их судьбы.

Сейчас же все было иначе. Девушка как никогда хотела благоприятного исхода для обоих мужчин, хоть библиотекарь и повел себя совершенно не по-мужски.

Напади он на безоружного среди других мужчин – его бы сразу осудили и при случае победы считали бы ту нечестной.

Фон Миллер сражался, словно прошел не одну войну, его техника была совершенной, а движения точно отлаженными. Когда Самсон Фолк едва удерживал шпагу, почти не двигаясь с места и лишь защищаясь, а не нападая.

— Последнее предупреждение, — холодно отчеканил землевладелец. — Откажись от Адалин, и я отпущу тебя с миром. Никто не узнает о происходящем в моем замке.

Адалин удивилась, нахмурившись. Откуда в фон Миллере столько благосклонности! Все мужчины округи мечтали похвастаться поверженным противником. Сдайся кто-то добровольно – поднимут на смех. Феодал предлагал старику достойный выход из ситуации: жизнь и остатки чести. Но Фолк был слишком глуп и напыщен, чтобы это признать.

— Ни за что! — задыхаясь и хватаясь за бок, закричал библиотекарь, после чего не удержал шпагу, и та скатилась к его ногам. Фон Миллер бросился к нему, но старик просто поднял с постамента старинную антикварную вазу с нарисованными на ней лилиями и кинул в голову мужчине. За ней полетели и горный хрусталь небывалой красоты, а также столовые приборы.

Как бы странно это ни выглядело, фон Миллер умело пикировал выпады. Секунды не прошло, как шпага его коснулась груди Фолка, но он не спешил ее пронзить, зачем-то замерев:

— Последний шанс, — сквозь зубы прорычал феодал. — Несмотря на то, что разбил то единственное, что осталось мне от матери.

— Ну уж нет! — саркастично рассмеялся Фолк, нагибаясь за своей шпагой. — У вас кишка тонка, господин…

Но не успел он коснуться рукоятки, как все было кончено. Глаза библиотекаря Самсона Фолка в последний раз широко распахнулись, а на губах застыла улыбка.

Вскочив на ноги, Адалин подбежала к мужчинам, не глядя на осколки под ногами. И снова знакомый вкус желчи во рту предшествовал внезапному головокружению. Девушка оперлась руками на стеклянный столик, стараясь удержаться на плаву.

Ведь виной всему не упёртый старик, а она сама… Именно она стала причиной смерти.

— Адалин! — только и услышала девушка встревоженный голос фон Миллера, прежде чем окончательно потеряла власть над своим телом и сознанием.

Очнувшись, Адалин, еще не открывая глаз, почувствовала сильный, резкий аромат роз. Будто те заполнили собой все пространство вокруг, вытесняя из легких кислород. Кроме того, вдохнув полной грудью, девушка узнала четкий запах мяты. Она без сомнений понимала, кому он принадлежит и что этот кто-то непосредственно сидит рядом, у постели.

— Я знаю, что ты очнулась. Твое дыхание изменилось… — мужская массивная ладонь властно, но бережно скользнула по щеке Адалин, заставляя ее предательски

вздрогнуть. Больше не было смысла играть роль спящей. Адалин тяжело вздохнула, открыла глаза и тут же замерла… Фон Миллер был ближе, чем она предполагала. Всего лишь в паре сантиметров от ее лица. — Как ты себя чувствуешь?

Комната и вправду оказалась заполнена алыми цветами… Но разглядеть их было крайне сложно за фон Миллером, который словно нарочно заполнял собой все пространство, заставляя девушку смотреть лишь на себя.

— Нравится? — продолжил феодал, проследив за тем, с каким интересом его невеста рассматривает цветы. Знал бы он, что дело не столько в их безумной красоте и умопомрачительном аромате, как в желании хотя бы взглядом сбежать от преследований землевладельца. — Они из моей теплицы. Я прикажу горничную каждый день приносить их в нашу спальню.

«Нашу» больно резануло слух, и девушка встревожено взглянула на фон Миллера. В памяти всплыла недавняя смерть Самсона Фолка. А ведь именно с ним она обязана была провести остаток жизни! Теперь он украшает мраморный пол столовой феодала.