Поцелуй - Нина Викторовна Соколова

напряжение: наверно, пожалела, что согласилась на мое сопровождение. Я заговорил первый, спросил, живет ли она в нашем городе. Она ответила, что живет здесь примерно два года, и поинтересовалась, так ли очевидно, что она не коренная жительница. Мы были уже на «ты». Снова подул холодный ветер, стало довольно зябко, а мы оказались у дверей кафе. Я предположил, что она проголодалась, и сказал, что тоже перекусил бы и выпил горячего чего-нибудь. Мы вошли и устроились у окна, внутри было довольно уютно, тепло, цветы и свечи на столике.

Когда официант ушел с нашим заказом, я, наконец-то, позволил себе просто смотреть на нее. Ведь до сих пор у меня не было такой возможности — сидеть напротив наедине. Я смутил ее: щеки у нее загорелись. Я извинился и сказал, что знаю, что она родом не отсюда. Спросил, помнит ли она меня, ведь мы уже знакомы. Она удивленно молчала. Я рассказал ей о том дне. Не стал говорить о своих чувствах, хотя очень хотелось. Не стал говорить, что я женат и у меня есть дочь. Не смог и отложил разговор до десерта: не стоит вываливать на нее все это, по крайней мере, в самом начале… Может быть, подумал я, вообще не говорить ей ничего, просто начать сначала…

Аделаида сказал, что ей было очень плохо в тот день, она явно перепила и в ее возрасте по ночам уже надо спать, а не гудеть до утра, даже если повод серьезный. В ответ я наговорил ей комплиментов, и говорил искренне, и рад был хотя бы это ей сказать. А она искренне поблагодарила, сказала, что приятно слышать такие вещи от молодого человека. Ах, возраст! В ее взгляде светилась грусть, и я спросил, когда человек переходит сорокалетний рубеж, действительно ли все становится настолько серьезно. Спросил и обомлел: как будто что-то тяжелое опустилось позади нее, и она чуть улыбнулась, посмотрев в сторону, затем усмехнулась, а потом подняла на меня глаза, бездонные как изумрудный космос, в которых огоньки рассыпались на миллиарды звезд. А потом сказала, что с тем опытом, который у нее есть теперь, она бы начала все сначала.

Официант принес наш заказ как раз в тот момент. Мы молча расставили свои тарелки на небольшом столике. Официант ушел, а я не мог найти что сказать. Не то чтобы нечего — наоборот, в голове роились тысячи вопросов. Она тоже молчала и начала есть. Я последовал ее примеру. Наконец, высказал догадку, что переезд — это шанс начать новую жизнь. Она с улыбкой встретила мое предположение и закивала головой, опустив взгляд в тарелку: она как раз пыталась поместить порцию длиннющих спагетти в рот, и они никак не заканчивались. Мы посмеялись. А она спросила, как я устроился после окончания университета, чем занимаюсь, есть ли семья и прочее. Мне показалось, что ей было это действительно интересно.

А я взял да и сказал все, как есть, а потом брякнул, что развожусь. Сам не ожидал, но не хотел ставить стену между нами. Оправдывал себя тем, что если у нас с ней — Боже, помоги! — начнутся отношения, я действительно разведусь. Господи! И не хотелось, чтобы между нами были недомолвки и недоразумения. Но ведь я совсем ничего не знаю о ней самой, только то, что она переехала сюда два года назад. И спросил, как здесь у нее складывается жизнь. Она подняла брови, при этом опустив веки, как бы задумавшись — ей не хотелось говорить об этом. Сказала просто, что как раз перед дипломом развелась, через какое-то время переехала, когда нашла работу, теперь живет здесь, воспитывает сына. И все. С замиранием сердца я спросил, не собирается ли она снова замуж. И она заявила, что не планирует серьезных отношений в ближайшее время. Сказала, глядя мне прямо в глаза.

Было что-то жесткое и безапелляционное в ее взгляде. Предупреждение? Типа, не против развлечься, ничего серьезного, так? Ну, нет, милая, так не пойдет, ты нужна мне вся! Честно сказать, внутри сначала я спасовал. Оглядел эркер, внутри которого мы сидели, по дуге снизу вверх и опять вниз. Пока я проделывал этот финт, решил, что в этот раз я ее не упущу, сделаю все возможное и невозможное. И посмотрел на нее снова. Мой взгляд был полон решимости, и, думаю, она поняла. Ее взгляд смягчился, она улыбнулась и откинулась на спинку кресла. Сказала, что объелась. Я тоже расслабился — а не надо было. Спросил, где она успела побывать, порекомендовал места, где ей, на мой взгляд, будет интересно, и вдруг предложил вместе сходить в комнату смеха в одном из развлекательных центров, сказал, что это отличная разрядка и я сам с удовольствием сходил бы. Она посмеялась и сказала, что подумает. Я осмелился попросить ее номер. Она написала его на салфетке, я тут же набрал и попросил ее сохранить мой.

Я наивно полагал тогда, что, раз у меня теперь есть ее номер, я владею ситуацией, и чувствовал себя крутым и мужественным. Наше общение дальше потекло гораздо свободнее и непринужденнее. Странно, как будто мы решили первую стоящую перед нами задачу. Тут мне отчетливо пришло в голову, что легко не будет. Мне точно. И я подумал: хорошо, я готов. Я старался собраться внутри, чтобы она чувствовала, что на меня можно положиться. Да — до меня дошло! — ей нужен мужчина, на которого она могла бы положиться. Я даже, мне кажется, стал смотреть на нее по-другому. Теперь я смотрел на нее как на женщину. Я разговаривал с ней, смеялся, спорил даже, но внутри меня наполняла нежность, мне так хотелось подойти к ней и обнять. И не выпускать из своих объятий. Быть рядом и защищать. Так я чувствовал.

Мы допили кофе, я расплатился, и мы вышли на площадь. Она настаивала, что сама за себя рассчитается, но я ее опередил. Сказал, что мне очень приятно ее угостить и это ни к чему не обязывает. Она нахмурилась, но отступила. На улице стало холодно и ветрено. Она взглянула на часы, и я тоже: было уже довольно поздно. Прохожих было совсем мало. Она поблагодарила меня за вечер, и я пошел провожать ее до остановки. Автобус все не приезжал, мы ждали его одни под козырьком. И начался ливень. Она расстроилась, что не взяла зонт: ей до дома пешком далеко бежать. Я вспомнил, что у меня в рюкзаке валялся маленький складной зонтик на всякий