13 способов ненавидеть - Татьяна Гармаш-Роффе

– Да.

– И сейчас это негативное событие наложилось на твои сомнения. Ты решила, что это знак против. Потому что в твоем мозгу есть какие-то сомнения, какие-то не до конца разрешенные аргументы против. Так?

– Так...

– Саша, я ничего не понимаю в знаках. Кастанеда на меня навеял глубокий сон при чтении. Так что я в этом вопросе полный профан. Придется тебе самой делать выводы. Но вот скажи мне: мы с тобой предохранялись, верно?

– Да.

– Мы считали, что ребенок, наш с тобой общий ребенок – это мимо, это мы проехали, поезд ушел. Так?

– Да.

– И вдруг, несмотря на все меры, ты забеременела. Теперь скажи – это знак или нет?

Она молчала.

– Подумай. Ты этому обрадовалась. И я тоже. Вопреки всему. Так это знак или что?

– Наверное...

– Как будто ребенка нам бог послал. Или кто там заправляет нашими судьбами? Лично у меня было именно такое чувство...

– У меня тоже...

– И вдруг такая неприятность, ограбление. Огромная неприятность. Это удар для меня и для тебя, спору нет. Но скажи, Саша, когда ты заболеваешь, то ты принимаешь это как знак? И смиряешься с судьбой, которая намекнула тебе, что кранты? Или ты все-таки идешь к врачу и пьешь таблетки?

– Алеш, ну что ты глупости говоришь... Конечно, иду к врачу! И пью таблетки...

– Ага, значит, ты не считаешь, что болезнь – это знак судьбы и пора помирать?

– Ладно, сдаюсь. Ты прав.

– Тем более что мы с тобой живы, здоровы, и наш малыш ведет себя на пятерку...

– Да...

Она вдруг расплакалась, уперевшись лбом в его плечо.

– Ну что такое? – ласково спросил он. – Что не так?

– Все так... Я люблю тебя... ты очень хороший...

– Это повод для слез? – усмехнулся Алексей.

– Нет, – Александра хлюпнула носом. – Для любви...

– Вот и отлично. Значит, выбрасываем всякие глупости из головы?

– Да...

– А над остальным я постараюсь поработать. Если этот божок, который, прорвавшись через все наши предохранительные защиты, подкинул нам ребенка, то он нас и не оставит. Он должен работу довести до конца! Люди это плохо умеют, но зато боги на то они и боги, чтобы быть совершенными! Согласна?

Александра улыбнулась сквозь слезы.

– Бог, – продолжил Алексей, – он же не при советской власти воспитан, чтобы быть халтурщиком! Он не повесит пиджачок на спинку стула, а сам рванет по магазинам, делая вид, что ушел на каких-то ничтожных пять минут... – Он пытался удержать ее улыбку, не дать ей ускользнуть, не позволить Саше вернуться к тем словам, с которых начался их разговор. – Бог – это что-то такое высшее, верховное, умное, всезнающее и всевидящее... Правда? И, следовательно, подарив нам ребенка, он будет нас опекать и дальше... Он должен нам помочь, Саша!

Алексей очень хотел, чтобы она ему поверила. Она оторвалась от его плеча, вытерла глаза и нос и, всхлипнув напоследок, спросила:

– Как ты думаешь, ты сможешь найти грабителя?

– Постараюсь.

– Ты всегда находил, Алеша... – Она с надеждой посмотрела на него.

Алексей не выдержал этот взгляд – девочка, ожидающая чуда. Он отвернулся. Он не мог пообещать ей чудо. Он же не бог.

Он только улыбнулся ободряюще. А что ему еще оставалось делать?

Но делать что-то надо было. Причем срочно, по горячим следам! И Алексей немедленно кинулся в расследование. Чем бы оно ни увенчалось, но он не мог пребывать в бездействии – он бы просто свихнулся.

Искать мотоцикл бессмысленно. Слишком мало сведений о нем. Следовало начать с другой стороны: кто мог знать о дне и часе закладки денег в банковский сейф? Причем не вообще банковский, а данного банка? На подходах к которому было легко вычислить Алексея при том небольшом условии, что грабитель знал его в лицо.

Ну, разумеется, о дне и часе знала Александра. Кому она могла сказать, что именно сегодня подписывается договор о покупке и деньги закладываются в банковский сейф? Надо у нее это выяснить... Не сейчас, чуть позже, когда она успокоится.

Сам Алексей никому не говорил. Ну, точнее, Ванька знал. А Ваньке доверие на сто. Еще Сере-га, давний дружбан, – это тоже на сто. Но, кроме них, существовали еще люди, которые были осведомлены: агент по недвижимости Людмила и сторона продавца.

Людмила была вне подозрений. Она любила свою работу, гордилась своими успехами и своей репутацией: она сама достигла всего с нуля, стала авторитетным профессионалом, клиенты бегали за ней, передавая ее телефон как заветное "Сезам, отворись!"...

Зарабатывала она хорошо, хоть и вполне тяжким трудом, а на заработанное содержала огромную семью. Ни по своим человеческим качествам, которые Алексей отчетливо учуял, ни по своей профессиональной ситуации она бы никогда не пошла на подобное. И по тем же причинам сболтнуть не могла. Она уже пятнадцать лет в профессии, прекрасно понимает, о чем можно говорить, а о чем нельзя.

Оставался продавец, Роман. Он сам и как минимум его семья знали день и час. И могли трепануть еще куче знакомых...

Кроме того, знал агент по недвижимости Романа.

Весело... Придется заняться вплотную личностью продавца, его семьей, агентом и знакомыми.

...Впрочем, по зрелом размышлении не так уж, на самом деле, и широк круг потенциально подозреваемых. Именно по той причине, что для ограбления нужно было быть не только осведомленным о времени и месте сделки, но еще и знать детектива в лицо!

А в лицо его знал лишь сам продавец, Роман. Но он не мог оказаться мотоциклистом-грабителем, так как в этот самый момент находился внутри банка. Зато он мог оказаться организатором ограбления. У него есть, Алексей это знал, сын-подросток... Вдруг хитроумный папаша поручил ему эту операцию? Дал адрес детектива – в документах на сделку он указан, – после чего сынок проследил за Кисановым, усвоил его портрет и в заветный час поджидал его у перехода?!

Не откладывая дела в долгий ящик, Алексей отправился к Роману домой.

Тот был в ярости из-за срыва сделки. Кажется, неподдельной: он должен был срочно переезжать с семьей в Питер, куда перевели его компанию. Если бы он прикарманил деньги Алексея, то должен был быть скорее благодушен: разжился дармовой и весьма крупной суммой да при квартире остался.

Впрочем, ярость могла оказаться наигранной, даже если не казалась детективу таковой. Он пустился в беседу, охал и вздыхал, сочувствовал себе и ему, Роману, и вел витиеватые разговоры, целью которых было выяснить, кто из его знакомых владеет искусством езды на мотоцикле.

Оказалось, что сыну всего четырнадцать лет и ни о каком мотоцикле не могло быть и речи: это не входило в педагогические планы Романа. Да и то: один из свидетелей уверен, что мотоциклист был росту немалого. А четырнадцатилетний сын продавца имел вид несколько тщедушный.