Идеальный рецепт - Марина Орлова

Хотя, если честно, всё дело в дурацких блёстках. Зеркала нет, просить Эрика убрать их с меня как-то неловко: будем сидеть как два придурка, один другому морду салфетками вытирает, люди не поймут. А весь такой из себя брутальный кадет в милитари — и с блестяшками на физиономии… Нет, это не тот образ, к которому я стремлюсь.

Поэтому мы сидим и пьём. «Дженнет» тоже вкусный, хотя кажется крепче «Секса». Я рассеянно прислушиваюсь к женским голосам, но тема их разговора мне совершенно не известна. Вроде бы новый фильм их любимого актёра. Вот, тем более, они заняты, и нет повода подкатывать. Так что вместо этого решаю организовать беседу за нашим столиком.

— Ты, вообще, местный?

— Из Палотона. Здесь недалеко.

— Ясно. А я из Данбурга. — Эрик качает головой, так что я поясняю: — На юге. За пустыней. Кстати, что у тебя за фамилия? Ни разу не выглядишь как «Сантьяго».

— О, он уже и фамилию мою знает!.. Адрес, любимый чай… Надеюсь, дома не стырил мои грязные носки?

Кошусь под стол, на его ботинки. Размер похож на мой.

— Не догадался. Теперь буду надеяться, что пригласишь ещё раз, а то носки мне всегда нужны, рвутся часто. Так что?

— Это в приюте придумали. Контора религиозная, так что фамилии сплошь про святых. Но хоть с именем повезло, выбирают из десятка самых распространённых.

Приют? До меня плавно доходит, что насчёт сироты он не шутил.

— Эм… То есть ты… Совсем не знаешь, кто твои родители?

— Нет.

— А найти их не хочешь?

— Зачем? Ну накосячили они двадцать лет назад. Зачем напоминать об этом.

И он так спокойно об этом говорит? Мне не понять. Я всегда был в семье, даже не могу вообразить себя без них. В том числе без Берт с её розовыми кремами и поняшками. На фоне мысли о том, что её могло бы не быть, сразу и блёстки перестали бесить. Так-то если подумать, это была забота — купить крем специально для меня. Даже мило. Внутри вдруг просыпается желание позвонить домой ещё раз и поблагодарить.

Наверное, эти мысли отображаются на лице, когда я бормочу:

— Жаль.

— Ой, давай без этого. Я живу нормально и в твоей жалости не нуждаюсь.

Вот, ещё одна странность в личности Эрика. Со стороны он всегда казался мне вежливым и… как сказать, мягким? Очень мягким и уступчивым. Ну, у него внешность такая. Почерк этот культурный. Казалось, что, если к нему вломятся охотники на вампиров с кольями, он будет лишь испуганно дрожать и, может, даже плакать. Но сейчас мне уже так не кажется. При ближайшем общении в нём чувствуется внутренний стержень, а то и вовсе внезапная жёсткость, он словно самодельный нож с грубо отёсанной, сугубо функциональной рукояткой и лезвием, заточенным до предела не ради красоты, а по необходимости. Это вызывает уважение. И добавляет ему ещё больше необычности.

— Кстати! Я ведь не говорил тебе своё имя?

Эрик отпивает глоток «Секса» — он так медленно пьёт, только до половины стакана дошёл — и качает головой.

— Но мне вообще-то пофиг. Это не самое важное в человеке. Тем более, что сейчас мы разойдёмся, ты прекратишь сталкинг, я перестану чувствовать себя азиатским певцом, конец истории.

— Интересно, у тебя друзья вообще есть, с таким-то подходом?

— А ты хочешь быть моим другом?

Лицо такое безэмоциональное, что не понять, какой ответ он бы предпочёл. Решаю всё же рискнуть.

— По крайней мере, ты нормальнее многих наших. Кстати, меня Син зовут.

— Впервые слышу такое имя.

— Синхард. Древнегерманское. Родители у меня умные, любят такое всякое.

— Германское? Это как… — Эрик рявкает басом: — «Дэр Синхард!», — и со всей дури грохает кулаком по столу.

На подпрыгнувшей столешнице бокалы жалобно звякают, моя «Маргарита» расплёскивает несколько капель, и я пододвигаю её к себе в целях безопасности.

— Ага.

— Тебе подходит. Такой цельный образ. Как будто не человек, а персонаж из армейских агиток, — прищурив один глаз, Эрик делает рамку из пальцев, словно вписывает меня в кадр на виртуальном экране. — Идеальный военный, ничего лишнего.

— Это как-то… — не зная, что возразить, только хмурюсь обиженно. — Неприятно.

— Хм, тогда удиви меня, — отодвинув наконец-то опустевший высокий стакан, берёт свой «Дженнет» и откидывается на спинку дивана. — Что в тебе есть необычного? Выбивающегося из образа.

— Эм…

Мысли скачут туда-сюда, вот только всё, что приходит в голову, — как и сказал Эрик, в узких рамках. Боевики, тяжёлая музыка, даже стрижка, классическая канадка, — наверное, всё предсказуемо для словосочетания «парень из армейки». Я в самом деле настолько банальный?

С другого конца зала доносится взрыв смеха, и я непроизвольно смотрю в сторону девчонок. Заметив мой взгляд, Эрик комментирует:

— Подкатывать ко всему, что шевелится, — как раз очень в рамках.

Покривившись, в конце концов позорно сдаюсь. Даже плечи опускаются.

Смилостивившись, он подсказывает:

— Ты любишь всё апельсиновое, — и салютует стаканом с оранжевым напитком.

Только тут до меня доходит, что он заказал все коктейли именно такие, какие выбрал бы я сам, — если бы разбирался, конечно. Чёрт, я даже не обратил внимания.

— И сладкое.

Кому другому я бы не признался вот так обыденно, но Эрику можно, я почему-то уверен в этом. Он и в самом деле в ответ не ржёт, а кивает спокойно, так что я, воодушевившись хорошо идущим диалогом, подхватываю со стола последний бокал и — уже смело, не скрываясь, — делаю большой глоток.

Фу, ну и мерзость! Хочется выплюнуть, так что я даже зажимаю рот ладонью и, кое-как справившись с отвращением, глотаю.

— Что?

Во взгляде Эрика под внешней насмешкой заметно беспокойство.

— Соль… — бормочу, морщась. Хочется аж язык высунуть и отплёвываться. — Я думал, это сахар.

— Ну да, — его лицо становится более настороженным, словно мне и правда грозит опасность. — Это же «Маргарита». У неё всегда окантовка из соли.

— А эти тоже? — наклонив голову, приглядываюсь к пустым бокалам. — Вроде ж сахар…

— Там — сахар, — подтверждает Эрик.

Недолго думая, тяну один в рот и присасываюсь к сладкому краю. Мне необходимо перебить эту гадость чем-то вкусным!

Над головой вдруг раздаётся недоумевающий голос Ланы:

— Я могу забрать?

Чёрт, как она незаметно подкралась!

Эрик вежливо отвечает:

— Конечно, — и, выдрав у меня стакан, протягивает ей. — Извините, просто он любит всё облизывать.

Лана, собирая пустые стаканы, хихикает — вроде бы игриво, но вдруг нет? Двусмысленно получилось, и я не уверен, как реагировать. Поэтому молчу и всё, только провожаю тоскливым взглядом обсахаренные стаканы. Жестокая официантка оставляет мне лишь солёный