Уход Мистлера - Луис Бегли

И спланировать побег тоже ничего не стоит. Он может уехать в воскресенье вечером, до того как Клара вернется с западного побережья — при условии, конечно, что она примет его предложение провести уик-энд с Сэмом. И даже если она будет настаивать, чтобы он приехал на уик-энд к ней и Сэму, спасти путешествие в Италию все равно можно, предлог найдется. И ничего особенного изобретать не надо: миланская империя моды, которую он так усердно и неутомимо обхаживал на протяжении нескольких лет, уже дала его агентству работу, и вот теперь они просят его о личной встрече. Разве может он отказаться?

Но если брать жену с собой в эту поездку в Милан, то все сведется лишь к деловым встречам и разговорам о бизнесе, которые по понятной причине были ей всегда скучны и ненавистны. Мистлер целыми днями будет пропадать на разных официальных мероприятиях, а она будет вынуждена проводить время в обществе супруги главы местной компании. И вечерами обе эти дамы, точно заведенные куклы, будут болтать о детях, одиозных культурных стереотипах и изумительных вкусовых качествах funghi porcini[6]или какого-нибудь другого блюда, венчающего меню помпезного ресторана, куда их водили ужинать.

Впрочем, во время подобных мероприятий она всегда исполняла свою роль безупречно. И в целом испытывала к людям меньше неприязни, чем он. Однако он ни на секунду не сомневался в том, что Клара откажется от этой поездки в Милан под самым вежливым предлогом, если он скажет, что ждут там в общем-то его, а не ее. А марш-бросок в Венецию — конечно, все зависит только от того, как он это преподнесет, — о, она воспримет это как еще один пример его просто чудовищного поведения. Или же сочтет, что он следует рекомендациям Билла Херли, который велел мужу вести размеренный и спокойный образ жизни и побольше отдыхать.

Мистлер сам себе дивился: вечность, можно сказать, дышит прямо в лицо, а он с неутомимостью и изобретательностью, достойными лучшего применения, сочиняет все эти лживые уловки. Что ж, лишнее доказательство тому, что при наличии практики все можно довести до совершенства. Ладно, раз уж он этим занялся, вошел, что называется, во вкус, может, стоит прямо сейчас позвонить Анне, извиниться и сказать, что он не может быть у нее на обеде? Это приблизит момент освобождения. Сейчас уже половина восьмого.

Он не стал доставать ключи, а надавил на кнопку звонка — проверка прислуги на шустрость. Мадам Мари распахнула дверь почти тотчас же. И напомнила ему, что вечером ему выходить, а он еще не готов. Что ж, пока все идет должным образом. Как приятно иметь в доме этот образчик совершенства и добродетели — работающую на них миловидную и вышколенную женщину. Вышколенную не Кларой, разумеется, которая всегда вела себя с прислугой на равных. Нет, Мари досталась им по наследству от бельгийского консула, генерала, которого потом повысили до ранга посла и перевели в Швецию. Остается лишь надеяться, подумал Мистлер, что Клара сохранит и эту женщину, и дом. И вообще, уходить почему-то гораздо легче, когда знаешь, что все останется неизменным и на своих местах.

Преемственность и неразрывность — это всегда утешает. Словно просмотр видеопленки, где запечатлена счастливая жизнь Мистлера, а самого Мистлера уже нет. Словно семейные фотографии: он красовался лишь на немногих, а все потому, что почти всегда снимал сам.

Он уже было собрался набрать номер Анны, но вдруг подумал, что примерная Мари будет огорчена, если он отвергнет давнюю свою договоренность с миссис Уильямс и заставит тем самым эту милейшую даму переставлять приборы на столе. А самой Мари придется готовить на скорую руку незапланированный ужин для месье. Не следует вводить прислугу в замешательство, прошептал на ухо Мистлеру чей-то тихий голосок. И он тут же узнал: то был голос его матери. А потому он поблагодарил мадам Мари и, напевая под нос «Оду радости», пошел наверх переодеваться.

Вест-Сайд. Здание, где находилась квартира Анны, выходило фасадом к Музею естественной истории. Мистлер попросил шофера заехать за ним в десять тридцать. Он не собирается засиживаться в гостях.

Низко в небе над Ист-Сайдом висела огромная луна, нежная и смущенная, похожая на половинку большого севильского апельсина. И он остановился полюбоваться ею. Винс тоже остановился, держа фуражку в руке и ожидая, когда хозяин войдет в подъезд, где задача по охране его жизни и безопасности перейдет в чьи-то другие руки. Приятной внешности молодой человек в джинсах и белой рубашке с распахнутым воротом остановился рядом с Мистлером, указал на небо и усмехнулся.

Ничего себе половинка! Говорил он с акцентом, Мистлеру показалось, что с австралийским.

Мистлер кивнул в знак согласия и сказал Винсу, что тот может быть свободен. Молодой человек вошел с ним вместе в вестибюль, а затем и в лифт и надавил на кнопку этажа Анны. Снова усмехнулся и заметил: А нам вроде бы в одну квартиру. Я из Новой Зеландии. Вот знакомлюсь с Нью-Йорком. Случайно услышал ваше имя, когда вы назвали его по домофону внизу, в вестибюле. А я — Томас.

Я тоже Томас.

Вот совпадение.

Дверь в квартиру Анны была распахнута настежь. На площадку выплескивался шум голосов. Похоже, гостей было много, их ждал фуршет, и вряд ли Анна вообще заметила бы его отсутствие. Мистлер надавил на кнопку звонка и вошел, предполагая, что юноша последует за ним. Однако ничего подобного. Махнув рукой, на пальцах которой Мистлер разглядел несколько колец, он продемонстрировал ключ и с его помощью отпер соседнюю дверь на лестничной площадке, ведущую, по всей видимости, в расположенные в глубине квартиры спальни. Маленькая тайна.

Возможно, он доводился другом кому-то из детей Уильямсов и заскочил туда переодеться? Или же работал слугой в доме, в обязанности которого не входило подавать на стол? Мистлер ни разу не встречался с господином Уильямсом, но теперь припоминал, что, кажется, несколько лет назад Анна говорила, будто бы муж ее занят в бизнесе по производству плавательных бассейнов где-то в Хоуб-Саунде.

Их брак, один из тех ранних и быстро отцветающих браков, в которые часто вступают люди на первом году после переезда в Нью-Йорк, был подобен автокатастрофе, которая случается с молодым человеком сразу после окончания колледжа. Они даже не успели толком насладиться обществом друг друга, на смену мужу стали приходить все новые, самые разные мужчины, которых Анна называла своими компаньонами. Да и мог ли этот обустройщик пляжей быть объектом сексуального вожделения? Вряд ли. Он приходил домой рано, молча смотрел телевизор и терпеливо дожидался, пока последний гость не покинет их дом. И пока Анна не войдет в спальню, роскошно раскинется на постели и не сбросит туфельки. О, Мистлеру был хорошо знаком этот жест. Хотя ему всегда казалось, что Анну уже давно не интересуют такого рода послеобеденные развлечения.

В гостиной он заметил новое лицо — молоденькую женщину с прямыми каштановыми волосами и без следа косметики на лице, все остальные были, как выразился бы отец Мистлера, все те же, те же, только еще больше. И поскольку Фиби Гэнсворт нигде не было видно, а ведь именно она должна была составить пару Тони Гэнсворту, Мистлер сделал вывод, что, очевидно, Анна пригласила девушку для равновесия за столом. Возможно, Гэнсворты разругались, и Клара заранее знала об этом, но почему тогда ничего не сказала ему, Мистлеру?