Музыка пчел - Эйлин Гарвин

На съезде в сторону водопада Мултномах, на полпути между «Саннивэйл» и Худ Ривером, Алиса увидела на обочине две машины – произошла авария. Когда она с ними поравнялась, полоса уже была расчищена, но все проезжали мимо и глазели, что же случилось. Рядом с помятыми автомобилями стояли двое мужчин, разговаривавшие по телефону. Случайный турист попытался сфотографировать происходящее, не останавливаясь. Такое случалось сплошь и рядом – люди высовывались из окон машин, чтобы сфотографировать двухсотметровый водопад.

После аварии пробка рассосалась, и вскоре Алиса уже делала восемьдесят километров в час на восток, а за ее спиной садилось солнце. Свободная дорога ее успокоила. Алиса сняла шляпу и очки и отстегнула одну подтяжку комбинезона: ей в нем все-таки было тесновато. Она включила музыку погромче – «Born to Run» Спрингстина.

Портленд Алиса не любила – слишком сложные переплетения мостов, рявкающие автомобили на дороге и агрессивные попрошайки. Но открытое шоссе без машин, которое вело подальше от этого города, она обожала. Вдоль реки Колумбия на несколько километров высились базальтовые утесы. Она наизусть знала названия отдаленных монолитов – Скала Петуха, Ветреная гора, Скала-Маяк. Рано утром зеленые холмы и скальные выступы накрывало розовой вуалью – райский пейзаж. За сорок четыре года этот вид, эта невозможная красота так и не смогли ей наскучить.

Алиса обогнала фуру и глянула влево, на широкую долину реки. На темно-зеленых речных водах от ветра вскипали белые гребни. Она увидела стаю белых пеликанов, отдыхавших на сверкающей на солнце песчаной косе, и исполинские орегонские сосны, нависавшие над водной гладью. Над рекой кружила и голосила скопа. Справа от машины показался лобовой прожектор приближающегося поезда. Состав проехал мимо нее, сделав предупредительный гудок, и постепенно затих. Заходящее солнце отражалось в прозрачной глади, и Алиса почувствовала, что ее тело начало расслабляться.

Свернув на шестьдесят второй съезд, она замедлила ход и остановилась на пандусе. Она опустила окно, и в пикап проник прохладный ветер с берегов реки, зашевеливший пряди волос, обрамляющие ее лицо. Она чувствовала запах реки и сосен вдоль дороги, еле уловимый аромат дыма и слабое благоухание весенней зелени. Миновав таверну «Красный ковер» с печально прогнувшейся крышей, Алиса увидела, как на парковке толпятся владельцы пикапов, которые заехали опрокинуть пару стаканчиков по дороге домой. Она улыбнулась, вспомнив, что часто так же делал отец – худой и нелюдимый, но добрый под маской своего колкого юмора. Дорога шла дальше мимо бара, на юг, и в конце Рид-роуд заканчивалась в небольшой ложбине у ее домика на окраине города. С одной стороны раскинулся фруктовый сад, а с другой – лес. Идеальное место для пчел: защита от ветра и вода для ее девочек, как ей нравилось их называть, от ручья Сусан-крик, бегущего вниз по склону холма. Сбоку от ирригационных каналов тянулись переплетенные ростки клевера, ежевики и одуванчика. Пчелиный рай.

Ложбина идеально подходила и для самой Алисы: здесь едва ли можно было встретить других людей. Помимо Дага Рансома, чей большой красивый сад раскинулся с западной стороны, у нее не было соседей, если не считать «Строберри Холлоу» – беспорядочный трейлерный парк в начале Энсон-роуд. Она не знала никого из его обитателей и вообще держалась подальше от этого места. Наверняка там одни торчки на метамфетамине и питбули. Насильники и психи. Она стала придумывать заголовки: «Десять человек арестовано во время конфискации наркотиков в трейлерном парке», «В “Строберри Холлоу” обнаружена раскопанная могила» – но потом заставила себя остановиться. Наравне с тревожностью склонность помещать неизвестных ей людей в скверные истории – то еще увлечение.

– Это твои мысли, Алиса, негативная оценка мира, – говорила ей доктор Циммерман. – Но направление этих мыслей можно скорректировать, проложить новое русло. Главное применять этот подход в своей жизни.

Доктор Циммерман, конечно же, очень умная. С дипломами Гарварда и Стэнфорда на стене. Она сначала работала в Пало-Альто, самозабвенно излечивая шизиков, помешавшихся на технологиях, а потом переехала в Худ Ривер и вроде как вышла на пенсию. Однако дипломы и эффектная внешность, экзотичные для этого захолустья, не сделали из нее зазнайку. Ей была свойственна уверенность в себе. И доброта. Однако даже это не уменьшало абсурдности того факта, что она, Алиса Хольцман, ходила к психологу. Тушите свет. Вот только смеяться не хотелось.

Алиса поставила пикап так, чтобы он смотрел на юг в сторону горы Худ и дома, который ей помогли купить мама с папой. Оба были садоводами в третьем поколении. Работа нелегкая, но им она была по душе.

Алиса, никогда не бойся тяжелой работы, говаривала мама.

«Или я вернусь с того света, дорогая, и дам тебе под зад», вторил отец, скривив рот в ухмылке.

Если ты прожил жизнь на природе, как они любили повторять, значит, ты прожил хорошую жизнь.

– Прожил хорошую жизнь, – произнесла она вслух, бросив взгляд в зеркало заднего вида на двенадцать нуклеусных ульев, где ютилось по одной матке, куча рабочих пчел – и бесконечно много надежды. – Почти дома, девочки. У вас будет хорошая жизнь. Я обещаю.

Хотя родной Худ Ривер больше не был пустынным захолустьем, в котором когда-то родилась Алиса, он все еще оставался прекрасным местом для жизни. В восьмидесятых нахлынула волна длинноволосых виндсерферов, которые прикатили сюда на трейлерах. Пару раз дрались с местными лесорубами и фермерами, которые жили в заведениях типа «Красного ковра». Но мало-помалу все проблемные хиппи уехали. Оставшиеся заводили семьи, чинили старые дома, открывали бизнес – кафе, пиццерию, магазины для виндсерферов. Город развивался. За последние десять лет произошел взрыв виноделен, модных бутиков, пивных и ресторанов. Теперь это совершенно новый город, но для старожилов вроде Хольцманов, живших на отшибе, это было не так заметно. Их жизни медленно, но верно шли своим чередом. Ошпаренные солнцем туристы разгуливали по городу, сжимая в руках стаканчики с холодным кофе, и даже не представляли, что сердце этого места не на главной Оук-стрит, а дальше, в долине и фруктовых садах. Длинные ряды фруктовых деревьев были не просто красивым фоном для почтовой открытки. В них заключались история и традиции, которым исполнилось уже более ста лет.

Семья Алисы была частью этой истории. Небольшой сад Хольцманов передавался из поколения в поколение начиная с тысяча девятисотых. «Гравенштайн», «пепин» и «вайнсап» – это вам не пористая каша «ред делишес», которые выдают в школьной столовой. Это настоящие, сочные яблоки. Ал и Марина Хольцман получили сад от дедушки и бабушки Ала, а те унаследовали его от своих бабушек и дедушек, мигрантов из Германии, которые приехали в долину перед разгаром Первой мировой войны. Ал и Марина обустроились в долине и жили там вместе с Алисой, своей единственной дочерью. И там они были счастливы.

Алиса подъехала к перекрестку на Кантри-Клаб-роуд, включила правый поворотник, посмотрела налево – не тащится ли оттуда трактор, который в это время года вполне может появиться на дороге. Переулок был темен и пуст. Она повернула направо и продолжила дорогу домой.