Я в этом мире не гость, не попутчик… - Кирилл Рубцов

обдумывала очередной план мести. Но тут произошло то, чего Сонька ожидать никак не могла: ветка, на которой она лежала, с треском упала на землю, придавив ногу. Девочка хотела крикнуть от боли и позвать на помощь, но не могла себе этого позволить: «Глава банды не смеет просить о помощи и выть из-за ушиба». Боль была настолько сильной, что Сонька выдавила из себя едва слышное: «Помогите!». Но никто не пришёл на помощь. Девочка горько заплакала, понимая, что останется под веткой навсегда.

Вдруг раздался шорох. Перед Сонькой стоял Филипп. Тот самый Филипп, которого она всю неделю стремилась обидеть и оскорбить. Не сказав ни слова, он медленно поднял ветку и выпустил девочку. И разве не чудо: Сонька вдруг произнесла слово, которое никто от неё никогда не слышал. «Спасибо», − сказала она тихим голосом. Филипп лишь кивнул головой и пошёл в школу. Сонька же побрела домой. Ей было стыдно. Всю дорогу она думала лишь о том, что если бы не Филипп, то она бы так и осталась лежать под громадной веткой и никто из её банды о ней бы не вспомнил. Эти мысли жгли её изнутри. Придя домой, она выбросила список выдумок, которые готовила для новенького. На следующее утро Сонька удивила всех. Её рыжие, лохматые волосы были красиво уложены. На носу не осталось и следа грязи. А лицо сияло от доброй улыбки. Девочка села за первую парту рядом с Филиппом и по-дружески пожала ему руку. А после школы они вместе пошли в парк гулять. И с этого момента никто уже не видел неряшливую «Соньку», все восхищались красавицей Софией и её другом Филиппом, с которым она никогда не расставалась.

На этом и заканчивается наш рассказ. Что? Вам интересно, что с ними сейчас? Как же, вот они сидят, делают вид, что ни о них сейчас рассказывала. Вот она, эта хулиганка; а вот он, этот новенький. Эх, и всё-таки дружба − это такое … впрочем, вам ли не знать!

22-23 мая 2018

Как у Ивана Ивановича случилась хандра

У Ивана Ивановича, молодого тридцатилетнего человека, жившего в провинциальном городке, случилась хандра. Обычно ею страдают по осени, а особо медлительные − зимой, но у Иван Ивановича хандра была любовная, а посему время года уже неважно, но в данном случае это случилось летом. Переживал Иван Иванович из-за девушки, с которой расстался давно, и, несмотря на то что уже избрал себе новый объект для обожания (этот объект, честно признаться, редко появлялся на людях), ему всё равно не давала покоя та дама, разрыв с которой был тогда вопросом времени. Около недели не выходил Иван Иванович на улицу, он сидел за столом, смотрел в одну точку, а пером вырисовывал странные знаки, похожие на ветку не то вишни, не то яблони. И лишь только приход друга Андрея Сергеевича заставил его подняться с места и открыть дверь. Андрей, взглянув на Ивана Ивановича, невольно занервничал. Недельное заключение в четырёх стенах сотворили страшное. Обросший, небритый, облитый чернилами и пахнущий табаком человек, для которого лестью было бы услышать его возраст, встретил приятеля на пороге. Андрей Сергеевич был человеком не из бойких, поэтому сразу пригласил друга сесть и попросил рассказать ему всё, что довело товарища до жизни такой. Иван Иванович говорил долго, часто отвлекаясь на стук колёс и скрежет оконных ставней. В перерывах он закуривал кубанские сигареты, которые были куплены до затворничества. Он давно уже собирался бросить, но нынешний повод не дал ему этого сделать. Окончив длинный по содержанию, но короткий по смыслу рассказ, Иван Иванович вновь принялся смотреть в одну точку. Андрей Сергеевич тоже когда-то пережил несчастную любовь, но говорить об этом не любил.

− Да! − сказал Андрей Сергеевич, − положение твоё дурно, но не так плохо, как я предполагал. Ты мне скажи теперь, что ты хочешь. Ты хочешь вернуть её внимание и наладить отношения или забыть и возненавидеть?

− Забыть и возненавидеть

− У вас же была ссора? Она же тебя оскорбляла и унижала? Так вспомни это! Знаешь, для меня самое оскорбительное определение девушки − это «девка». Хочешь, назови её так!

− Я и похлеще слова найду.

− Ну, и что?

− Ничего, я как вспомню, как мы с ней вместе были, так тепло становится!

− Нет, ты погоди, а как же та, с которой ты нынче?

− Я её давно не видел. Её никто давно не видел. Баба, одним словом.

− Так, ну, положим не «баба», а интерес, причём любовный! И если ты хочешь забыть одно, то надо перейти на другое! А ты, вообще, давно на службе-то был?

− Неделю, кажется, не был, а может, и больше, не знаю.

− Надо пойти. Работа и чувства остужает, и от ненужных дум избавляет. Работа – это же как война, а на войне любовных терзаний не было. Там просто: ждёт или не ждёт!

− Ничего…

Тут Иван Иванович протянул листок, на котором было написано следующее: «Когда я умру, похороните меня на Кубе, положите мне в гроб стихи, которые я ей читал, выпейте за меня кубинский ром и не смейте тосковать. Незачем!»

«Запомни это и передай остальным», − промямлил Иван Иванович.

«Рано тебе ещё! Это у тебя хандра! – засмеялся Андрей Сергеевич. − Это пройдёт! Всё проходит, и это пройдёт! Давай так, ты ляжешь спать пораньше, а завтра я к тебе приду, и ты мне расска- жешь, как на работе и как твои терзания!»

С этими словами Андрей Сергеевич покинул дом друга. Наутро Иван Иванович не явился на работу, его нашли мёртвым в постели. Доктора выдвигали много версий: и алкогольное опьянение, и отравление табаком… Но лишь Андрей Сергеевич знал истину. Это любовная хандра!

Когда Ивана Ивановича похоронили на Кубе, рюмку кубинского рома выпил лишь один человек. Андрей Сергеевич. Он выполнил все просьбы друга, кроме одной: он так и не перестал тосковать…

16 июля 2018

Паспортистка Зиночка

Игорю Менелаевичу, работающему на такой низкооплачиваемой должности, что тот предпочёл о ней не рассказывать, сулило большое наследство от тётки, которую он видел только два раза: когда он появился на свет и когда она этот свет покинула. Наследство же было спрятано в её квартире, в которой Игорь Менелае- вич, к его огромному удивлению, был прописан и в которой он, конечно же, не жил. Ещё о наследстве знала группа лиц с весьма