То, о чем знаешь сердцем - Джесси Кирби

Откуда он знает мое имя?!

И тут я вспоминаю об оставленной на автобусе записке.

– Я Колтон, – добавляет он.

– Я знаю, – вырывается у меня.

– Да? – В его голосе отчего-то слышны нотки разочарования.

Киваю. Нервно сглатываю. Больше всего мне хочется провалиться сквозь землю.

– Да, – слишком быстро реагирую я. – Ты… Я слышала, как к тебе обратились в кафе.

Кошусь на Колтона в надежде, что он поверил. И потом осознаю: у него нет причин не верить. Он же понятия не имеет, что я знаю. К горлу опять подступает тошнота – или чувство вины, не разобрать. Все-таки стоит сказать правду. Может быть, это ужаснет его настолько, что он развернется, доедет до пункта проката и убежит без оглядки. Все будет кончено. Я уеду, и наши дороги больше не пересекутся. Дверь, которую не стоило открывать, захлопнется навсегда.

Пытаюсь что-то сказать, но ничего не выходит.

– Так, значит, ты слышала наш разговор? – спрашивает Колтон с улыбкой. – Даже имя мое запомнила?

Смотрю прямо перед собой и честно отвечаю:

– Точно.

– Ты не местная?

– Да.

– На каникулы приехала?

Качаю головой.

– Нет, всего на один день.

Не говорю, откуда прибыла.

– Одна или с кем-то? – с надеждой спрашивает он.

– Одна.

Мы останавливаемся на светофоре. Колтон замолкает, и я повторяю про себя: одна. Да, Трент умер, и четыреста дней казалось, что я осталась совсем одна. Но сейчас мне почему-то так не кажется.

Я сотню раз представляла, каково будет увидеть Колтона Томаса вживую. Гадала, что почувствую, когда впервые взгляну на человека, которому досталось сердце моего любимого.

Бабушка Трента была вне себя, когда узнала об этом. Она не возражала против трансплантаций прочих органов, пока речь не зашла о сердце. Ведь она считала, будто именно в нем находится душа, и настаивала, чтобы его похоронили вместе с ее внуком.

После того как я увиделась с остальными реципиентами, мне казалось, что встреча с Колтоном поможет, станет завершающим этапом на пути к принятию смерти Трента. Но, оказавшись рядом с ним, я вдруг почувствовала себя менее одинокой, и это было удивительно.

– Ну что ж, уже неплохо, – говорит Колтон, словно подслушав мои мысли.

– Ты о чем?

– Неплохо для того, чтобы начать все сначала.

КОГДА ДВЕРИ ПРИЕМНОГО ОТДЕЛЕНИЯ распахиваются, мы оба чувствуем легкое напряжение. Я вдруг понимаю, что оказалась в привычной Колтону реальности. Если верить блогу его сестры, он полжизни провел в разных больницах. Бесконечно принимал разные медикаменты, послушно переходил с одного курса на другой. Иногда неделями не вставал с постели. Часто приходилось вызывать скорую, и тогда вся семья Колтона со страхом проходила через эти самые двери. Они готовились к худшему. Когда я думаю об этом, у меня возникает желание взять его за руку.

За стойкой регистратуры сидит полная женщина в мятно-зеленом халате. Она бойко стучит по клавиатуре и не сразу поднимает голову, чтобы совершенно безразлично посмотреть на меня. Лишь на пару мгновений ее взгляд задерживается на окровавленных салфетках, которые я прижимаю к губе. После этого медсестра протягивает мне стопку бумаг и возвращается к компьютеру.

– Присаживайтесь. Заполните нужные формы, – говорит она, но даже не оборачивается. – К вам скоро подойдут.

– Спасибо, – бормочу я.

Интонации медсестры настолько безжизненные, что сразу становится ясно: она произносила эти слова миллион раз. Интересно, кто должен к ней обратиться, чтобы ответ прозвучал иначе?

Гадать приходится недолго. Она вновь поднимает голову и на этот раз замечает Колтона.

– Колтон, дорогой мой! Ох, прости, пожалуйста, не увидела тебя! – Медсестра чуть ли не выпрыгивает из-за стойки, бросается к Колтону и кладет руку ему на плечо. – Как ты? Мне вызвать доктора Уайльда?

– Нет-нет, я в порядке, – отвечает он. – Более чем. А вот мою подругу не мешало бы осмотреть. Она губу порезала. Думаю, придется наложить швы.

Медсестра с явным облегчением прижимает ладонь к груди:

– Как славно.

Потом, спохватившись, обращается ко мне:

– Извините! Не подумайте, будто я радуюсь тому, что вы поранились, просто Колтон…

– Да, я тут частым гостем был, – перебивает он и, мягко улыбнувшись, добавляет: – Простите, с моей стороны было невежливо вас не представить. Куинн, это Мэри. Мэри, это моя подруга Куинн.

Медсестра еще пару секунд смотрит ему в глаза, словно хочет спросить о чем-то или дать совет, и только потом переводит взгляд на меня.

– Что ж, Куинн, всегда приятно знакомиться с друзьями Колтона. – Она протягивает свою маленькую ладонь, и я чувствую внезапно крепкое рукопожатие.

– Взаимно.

– И давно вы знакомы? – спрашивает Мэри.

Смотрю на Колтона.

– С утра, – улыбается он.

Я киваю, а Мэри все держит мою ладонь в своей, словно дает понять, что мы должны более подробно отчитаться о нашем знакомстве.

Колтон прочищает горло и указывает на документы:

– Мы, наверное, пойдем заполнять бумаги?

– Да-да. – Мэри наконец отпускает меня. – Присаживайтесь, конечно. Как только закончите, вас сразу проводят в кабинет.

Она тепло улыбается мне. Будто в знак одобрения. Но я не уверена, что заслуживаю его.

– Спасибо, – повторяю я.

Мы отходим от стойки, но голос Мэри заставляет нас обернуться.

– Милый, ты так хорошо выглядишь. Просто замечательно. – Ее глаза наполняются слезами. – Подумать только, целый год прошел. Приятно видеть тебя таким…

И тут Мэри, не давая опомниться, крепко обнимает Колтона. Мгновение он колеблется, а затем обнимает в ответ – неловко, но очень нежно.

– Я тоже рад вас видеть.

Я наблюдаю за ними и чувствую себя третьей лишней. Колтон явно не хотел касаться этой темы. Отвожу взгляд и иду искать свободные места. Кроме нас в приемной всего три человека: парень, который развалился на стуле с таким видом, будто ждет уже целую вечность, и тихая пожилая пара, читающая разные страницы одной газеты. Муж кладет жене руку на колено, и это такой знакомый и естественный жест, что я замираю. Не могу вспомнить, когда Трент в последний раз делал так, зато прекрасно помню, как барабанили его пальцы. Они будто не желали остановиться ни на секунду.