Любовь и сон - Джон Краули

Сэм предполагал, что под его крышей Пирс обретет в лице Джо Бонда как бы старшего брата, способного сдержать склонности, которые Пирс, возможно, унаследовал от отца… нет, это уж чересчур сильно сказано, однако расчет все же был на то, что Джо Бойд сделается для Пирса наставником, советчиком, другом — всем, чем для Сэма были его старшие братья. Сэм настолько в этом уверился, что приглядывал за Пирсом не так внимательно, как мог бы. Но в глазах Пирса Джо Бойд, с его печальным взглядом, насупленными бровями и стрижкой под арестанта, неизменно оставался наместником Сэма, его мрачным архангелом, передатчиком его нравоучений и практических требований — словом, уроков, которые Пирс не воспринимал.

В ту весну Джо Бойд придумал для сестер и брата клуб, с паролями, обрядами, вступительной клятвой. Клуб назывался «Ретриверы», по примеру именитых лож, о которых он слышал на Севере (Маралы, Лоси, Пумы);[12]ретриверы у Джо Бойда никогда не жили, но это была его любимая порода собак. Штаб-квартира клуба Ретриверов располагалась в давно заброшенном курятнике, на крутом склоне, выше большого дома, а главным занятием его членов стала очистка курятника от залежей гуано, перьев и битой яичной скорлупы: этот неподъемный труд выполняли младшие, а Джо Бойд руководил.

Пирс, засунув руки в карманы куртки, стоял в дверях и наблюдал за этим неаппетитным занятием; и вид, и запах подобного помещения был для него в диковинку. Единственный Ретривер, полномочный пригласить его в клуб, Джо Бойд, этого не сделал, а самому ему проситься не хотелось. Тем не менее он уже осознал, что не сможет все детство провести в своей комнате (раньше он уверял мать, что сможет), нужно было приспосабливаться.

— Что это вы делаете?

— Сам не видишь?

Пирс пожал плечами. Но спросил, для чего это помещение, что означают коробки с побелевшими от времени зерновыми отходами и соломенная пыль в воздухе. Джо Бойду почудилось в его тоне превосходство, и он обиделся:

— Привык к чему получше?

— Ну, у нас в Бруклине как будто не было курятников.

— Да? Ну-ну.

Сам того не ожидая, Пирс позволил вовлечь себя в спор о сравнительных достоинствах Нью-Йорка и Кентукки. Кто выйдет в этом споре победителем, гадать не приходилось: как бы ни был Джо Бойд привязан к родному штату матери и его самого, он не мог привести достаточно доводов в его пользу.

— Какие выдающиеся люди происходят из Кентукки?

— Дэниел Бун.[13]

— Еще кто?

Джо Бойд не вспомнил Авраама Линкольна, но если бы назвал, у Пирса нашлось бы, чем ему ответить.[14]

— Хорошо, назови кого-нибудь из Нью-Йорка.

— Петер Минуит.[15]У него была деревянная нога. Петер Стюйвесант. Александр Гамильтон.[16]Джо Димаджио.[17]Томас Э. Дьюи.[18]

— Кто?

В конце концов Джо Бойд выбрал другой метод разобраться, кто прав. Это не был такой уж нечестный бой, как посчитала, например, Хильди, указавшая, что Джо Бойд на два года старше: Пирс к тому времени уже пустился в рост, как сорняк, как обезьяна (такое сравнение придет ему в голову позже), ему предстояло достичь шести футов при плотном сложении, Джо Бойд же пошел в мать, легкую и хрупкую. Джо Бойд все еще побеждал умением, он не так боялся получать и давать тумаки, как его двоюродный брат, и сильнее стремился к окончательной победе. Прижатый лицом к полу, дыша пахучей пылью, Пирс был вынужден признать, что Кентукки, штат, где он жил сейчас, лучше, чем Нью-Йорк, штат, где он жил прежде с отцом и матерью, но потом оттуда уехал.

— Что, еще хочешь? Два боя из трех.

— Нет.

— Скажи «дядя».

— Что?

— Скажи «дядя».

Пирс, которому никогда еще не приходилось таким образом просить пощады, вложил в это слово свой смысл.

— Дядя, — сказал он.

Позволив Пирсу подняться, Джо Бойд обнял его за плечо и долго так сидел, а Пирс не решался стряхнуть его руку; потом заседание клуба закрылось, и после ужина Джо Бойд повел Пирса к себе в комнату показать свои сокровища.

Ошеломленный его внезапным дружелюбием, Пирс молча рассматривал аккуратно разложенные комиксы и раковины с Лонг-Айленда. Ветку с настоящими птичьими чучелами на настоящих птичьих лапах: сойкой, кардиналом, дроздом. Змеиную кожу и голову оленя. Шестизарядные серебреные пистолеты, висевшие в кобуре над кроватными столбиками, тогда совсем новые. Гравюру, изображавшую Роберта Э. Ли, которую Джо Бойд выпросил на память об Арлингтоне,[19]когда Олифанты были там проездом по пути на Юг: печальные глаза породистой собаки, затянутые в перчатки руки, орденская лента через плечо — чем-то этот образ затронул Пирса.