Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870-1918 - Мария Барятинская

Семья Барятинских всегда была тесно связана с императорской семьей. Мой муж воспитывался вместе с императором Николаем II и его братом и сестрами.

Мы поженились в тот же год, что и его величество. Свадьба проходила в имении моего брата в Тамбовской губернии.

Опишу весьма забавный инцидент. (Кто бы мог подумать тогда, когда мы все были так беззаботны, а будущее выглядело столь безоблачным, что все мы погрузимся в невероятную катастрофу?) Шафером моего мужа был его лучший друг лейтенант Каховский, в то время офицер императорского батальона. Позднее его назначили управляющим великого князя Георгия Михайловича (который так жестоко был убит вместе с другими великими князьями около двух лет назад и чья дочь от его брака с греческой принцессой Марией недавно вышла замуж за американца Вильяма Лидса, сына греческой принцессы Кристофер). В России была традиция, по которой шафер провожал жениха до церкви, а потом возвращался за невестой и сообщал ей, что ее жених вошел в церковь, и в то же время вручал ей свадебный букет от имени ее будущего мужа.

Время шло, и я не понимала, почему мой жених все еще не приехал, а в это же время мой жених в тревоге ожидал меня. Наконец мой брат послал верхового выяснить, что случилось, – и узнали, что лейтенант Каховский из-за сильной жары заснул в карете в тени деревьев в нескольких шагах от окна, у которого я терпеливо дожидалась его.

Когда мы во время медового месяца остановились в Санкт-Петербурге по пути во Францию и Италию, великий князь Сергей Михайлович вручил нам прекрасную икону (складень), подаренную тогдашним престолонаследником, впоследствии императором, великими князьями и офицерами – товарищами моего мужа. На иконе в центре была изображена Пресвятая Богородица, а по обе стороны от нее – наши святые заступники святая Мария и святой Анатолий.

Во время пребывания в Италии на озере Комо мне приснился очень четкий сон, в котором я увидела, что император Александр III тяжело болен. Я рассказала об этом своему мужу, а два дня спустя мы прочли в «Figaro», что его величество внезапно заболел и что к его ложу приглашены знаменитые профессора Лейден из Берлина и Захаров из Москвы. Эта новость вызвала всеобщую тревогу. В бюллетенях сообщалось, что государь страдает от заболевания почек, полученного, несомненно, в Петергофе, месте довольно грязном, где его величество, несмотря на предупреждения, недостаточно заботился о себе.

Новости становились все более настораживающими. К этому времени моему супругу надлежало вернуться к несению службы в Царское Село, где квартировал его полк. Мы отправились из Парижа в Россию через Берлин. Там на вокзале мы увидели великую княгиню Елизавету в сопровождении ее сестры, невесты престолонаследника, принцессы Алисы Гессен-Дармштадтской, которая спешила в Крым к постели больного будущего свекра, а также чтобы утешить своего жениха в трудный момент его жизни. Так я впервые увидела ее. Она была очень похожа на свою сестру, в которой, правда, было больше неземной красоты; но что меня больше всего поразило в будущей императрице, так это ее застенчивость и чрезмерно меланхоличное выражение глаз, которое было нелегко забыть.

На границе в Александрово, где специальный поезд ожидал, чтобы доставить высоких особ на юг России, принцесса заговорила с моим мужем, которого, как она припомнила, встречала во время первого посещения России, когда еще только ходили слухи о том, что она помолвлена с престолонаследником. Обе сестры сообщили моему мужу, что, хотя, к сожалению, никакого улучшения в состоянии здоровья его величества не произошло, они надеятся, что не опоздают с приездом. Они выглядели опечаленными и встревоженными. Так что уже первые шаги будущей императрицы в России были отмечены предчувствием трагедии.

Мы приехали домой, когда приготовления к нашему приезду в нашем деревянном загородном доме только что завершились. По прошествии времени мы в этом доме собрали много прекрасных вещей и провели немало счастливых лет.

Новости о состоянии здоровья императора становились все более безнадежными. Во всех церквях произносились молитвы о его выздоровлении. 20 октября (по старому стилю) великий князь Кирилл позвонил моему мужу и сообщил, что его величество скончался и что первое мемориальное богослужение состоится в три часа того же дня. Я хорошо помню глубокое впечатление, которое оказала на меня эта служба и какое чувство невосполнимой утраты оставила смерть его величества у всех его верных подданных. Его справедливо называли «великим миротворцем». Он привел Россию к зениту, и тогда невозможно было представить, что такая ужасная трагедия случится в будущем.

После панихиды мы все прониклись ожиданием того, что принесет новое правление. Все испытывали глубочайшую симпатию к императрице Марии Федоровне, чья супружеская жизнь была ярким примером для всех.

Тело усопшего императора было забальзамировано и специальным поездом доставлено из Крыма в Санкт-Петербург. На всех остановках огромные толпы народа благоговейно преклонялись и отдавали последнюю дань уважения своему обожаемому царю. После короткой остановки в Москве его останки были привезены в Санкт-Петербург, где должно было состояться погребение в Петропавловской крепости, бывшей местом захоронения членов императорской семьи. Похоронной процессии предстоял длинный путь, так как вокзал находился на большом расстоянии от собора. В ноябрьский день похорон было холодно, пасмурно и тоскливо, как будто скорбела сама природа. Впечатлял похоронный кортеж, имевший огромную протяженность – возможно, для меня особенно, так как мне никогда не приходилось видеть похороны императора. Русские панихиды и погребальные песнопения прекрасны и печальны сами по себе, и музыка, бесконечные полки в полной форме – все это делало всю церемонию тем более внушительной и производило неизгладимое впечатление на всех присутствующих.

В процессии присутствовали две выдающиеся фигуры, мужчины в одеяниях средневековых рыцарей. Один был верхом на лошади с расшитой золотом попоной, и сам всадник был тоже целиком одет в золото, его сверкающий шлем был откинут назад и украшен тремя перьями черного, желтого и белого цветов – цветов Российской империи. А второй был пешим, одет полностью в черные доспехи, с опущенным на лицо забралом. Они представляли соответственно «Радость» и «Печаль». Каждое губернское правление прислало от себя знаменосца, несущего стяг с гербом губернии и ведущего лошадь со щитом, изображающим герб главного города. Офицеры несли на красных подушках все короны Российской империи, которые символизировали Царство Польское, царя Сибири, Астрахани, Казани и других земель, – самая старая называлась «Шапка Мономаха»; потом следовали все императорские ордена и награды, царская корона, большая и малая печати Царства.

Гроб был закрыт покровом из золота и парчи, отороченным горностаем, и на нем был вышит императорский герб. Похоронную колесницу, которой правил самый старый возница двора его величества, тянули восемь лошадей в черных попонах, а на голове у них были закреплены три пера национальных цветов. По обе стороны от гроба имелись ступеньки, на которых стояли двенадцать генерал-адъютантов, державших стойки балдахина над гробом. Двенадцать генералов свиты держали шнуры от балдахина, а двенадцать адъютантов – кисточки. По обе стороны от усопшего императора шагали камер-юнкеры, неся зажженные факелы. Сразу позади шел молодой император, окруженный членами императорской семьи и представителями иностранных держав. Он был очень бледен и казался глубоко погруженным в свое горе и серьезность момента. Но его добрые глаза как будто просили поддержки от его любимого народа, и наполненные слезами глаза его подданных отвечали пониманием. Когда кортеж проходил мимо Аничкова дворца, заметили, что молодой император пытается незаметно смахнуть слезы.