Девять жизней Дьюи. Наследники кота из библиотеки, который потряс весь мир - Вики Майрон

Но рассказ Ивонны оказался особенным. В ее общении с Дьюи присутствовало нечто неуловимое, напомнившее, почему мне всегда нравились библиотеки, небольшие уютные города и кошки. Должна сказать, что Ивонна настолько сдержанно говорила о себе, что я почти ничего нового о ней не узнала. То есть тогда я этого не осознавала, но, прочитав записанную с ее слов историю, я поняла: в ней есть какая-то загадка, которую я никогда не смогу отгадать.

Но зато я узнала, какой разной может быть жизнь людей, даже если они живут в одном с тобой городе. И как легко почувствовать себя потерянной даже в таком четко распланированном городе, как Спенсер.

Я узнала, как трудно понять человека и что это вовсе не обязательно. Мы можем его не понимать, но не имеем права относиться к нему пренебрежительно и безразлично.

И этому тоже я научилась у Дьюи. В этом и состояла его магия. Так что в конечном счете это еще одна история о Дьюи.

Ивонна выросла в Сатерленде, Айова, в тридцати милях на северо-запад от Спенсера, где насчитывалось всего восемьсот жителей. Ее отец, по профессии лудильщик, обрабатывал маленькую арендованную ферму недалеко от окружного шоссе М-12 и занимал различные незначительные должности в управлении округа. Кроме того, у него был собственный грузовой автомобиль с цистерной, которую он наполнял водой из колодца на своем участке и доставлял ее в местные кафе и тому подобные заведения. Я знавала таких рабочих людей: молчаливых, немного неуклюжих и незаметных, но всегда занятых работой; эти незлобивые трудолюбивые парни в одиночку переносят все трудности, не надеясь на помощь со стороны. В конце концов, когда его уволили со службы, семья оставила ферму и переехала в городской дом. Отец устроился работать на местную фабрику. А пятилетнюю Ивонну, младшую из пяти детей, занимали кошки, постоянно рыскающие вокруг дома.

Я помню свое детство в деревне: долгие, медленно сменяющие друг друга времена года, игры с братьями, пока родители трудились на ферме и в поле. Я до сих пор помню, словно это было вчера, тот день, когда папа принес домой Снежинку, мое самое первое и любимое домашнее животное. Это было в начале лета, стояла страшная жара, и я видела, как отец появился из зарослей кукурузы, которая была ему по колено, и направился к дому. Из-под его соломенной шляпы на лицо стекал обильный пот, казалось, оно залито слезами. Идя следом за ним в дом, я увидела, что он держит что-то в руках.

– Видно, он родился в поле, – сказал он моей матери, – потому что там их пряталось штук пять-шесть. Мать и других малышей насмерть зарезало плугом, а у этого, – он поднял на ладони крохотного окровавленного котенка, – отрезаны обе задние лапки.

Большинство фермеров оставили бы тяжело раненное животное умирать, предоставив природе делать свое дело, но мой отец, увидев, что котенок еще жив, подобрал его и поспешил домой. Моя мама, которая тоже очень любила животных, стала за ним ухаживать и около месяца кормила молоком из бутылочки. По ночам она укладывала его на предварительно нагретое одеяло, а днем держала в кухне, где от плиты все время полыхало жаром. Я через мамино плечо смотрела, как она ухаживает за ним, и радовалась его выздоровлению. К середине лета раны на культях Снежинки совсем зажили. Люди считают кошек ленивыми, но видели бы вы, с каким упорством и решимостью Снежинка училась передвигаться! Буквально через пару дней она уже стояла на передних лапках, балансируя задранным вверх тельцем. Потом научилась прыгать, виляя в воздухе попкой, как развязная девица, а ее крошечный хвостик торчал прямо вверх. Мы обожали друг друга. В то лето мы целыми днями играли с ней, я с криком и смехом носилась по ферме, а Снежинка прыгала за мной, удерживая равновесие взмахами туловища. Осенью, возвращаясь из школы, я выскакивала из автобуса, бежала в дом, бросала ранец на стул и выбегала во двор, подзывая к себе мою любимую Снежинку. Она жила не очень долго, и после ее смерти я долго плакала. Но я никогда не забуду, как Снежинка, подпрыгивая, танцевала по двору, будто исполняла джиттербаг[2]. С того лета мне навсегда запомнились воля к жизни и решимость Снежинки, а также полученный от родителей урок бережного и уважительного отношения к любому живому существу.

Насколько отличался жизненный опыт пятилетней Ивонны от моих впечатлений? Не знаю. Она не рассказывала мне, играла ли со своими братьями и сестрами, или ее оставляли одну во дворе. Предпочитала ли она общество кошек из-за одиночества или из любви к ним? Но я знаю, что ее родители, как многие сельчане, были равнодушны к кошкам и не помогали ей ухаживать за теми из них, что появлялись у них во дворе.

«Эти кошки все время умирали или пропадали, – говорила Ивонна. – Ия очень расстраивалась и плакала. Но как я ни просила, родители никогда не покупали для них еду, говорили, что не могут себе этого позволить».

Мое самое первое отчетливое детское воспоминание – мой отец с тем раненым котенком на ладони объясняет маме, какая беда с ним случилась. Самое первое воспоминание Ивонны – это история с фотографированием. Ее мама захотела сделать снимок детей с их любимыми кошками. Ивонна никак не могла найти своего котенка, которого по окрасу шерсти назвала Черно-белым. Мать велела ей прекратить поиски, встать рядом с братом и сестрой, которые подняли вырывающихся кошек к камере.

– Ну-ка, улыбнись! – скомандовала мать.

– Я не могу найти своего котенка…

– Не важно. Улыбайся, я снимаю!

Ивонна вымученно улыбнулась, а потом, закусив губу, перевела тоскливый взгляд на окружающие поля. В Айове повсюду, даже вокруг городов, раскинулись огромные плоские пространства. Девочка долго смотрела на расстилающийся перед нею мир, а потом подошла к матери и спросила, сфотографирует ли она ее с какой-нибудь другой кошкой.

– Нет, – сказала ей мать. – У меня кончилась пленка.

– Я так огорчилась, что едва не заплакала, но удержалась, – сказала мне Ивонна. – Я знала, что надо мной будут смеяться.

Через десять лет, когда Ивонне было шестнадцать, ее отец устроился работать на завод Уитко, и вся семья перебралась в Спенсер. Я помню, как я подростком жила в Хартли и ездила учиться в Спенсер. Это было ужасно. Девочки из школы казались мне взрослыми и опытными, их наряды просто шикарными, они не стеснялись разговаривать с мальчиками, стоя на перекрестках улиц, как будто были героинями из фильма «Бриолин»[3]. Помню, я считала их более развитыми в физическом отношении, чем мы, деревенские дети, мне казалось, что им ничего не стоит нас одолеть. Таким был для меня Спенсер, хотя по сравнению с Ивонной у меня были определенные преимущества. Моя бабушка жила в городе, поэтому я уже была знакома с улицами и магазинами; до этого я посещала школу в Хартли, одну из самых больших школ в округе; с моим характером, открытым и общительным, меня не так-то просто было запугать или смутить. Но я легко могу представить, каково было крайне застенчивой Ивонне, которая впервые оказалась в Спенсере, не очень успевала в школе и никогда не чувствовала себя непринужденно в обществе посторонних людей, даже в Сатерленде. И когда она сказала, что проведенные ею в школе Спенсера полтора года были сплошным мучением, я хорошо ее поняла. Единственное, что позволяло ей чуть меньше страдать от одиночества, – это котика. Перед самым переездом в Спенсер у тетушки Мэй кошка родила несколько котят с сиамской помесью. Увидев их, Ивонна пришла в восторг и умолила родителей позволить ей взять одного котенка. Когда они пришли за ним, успевшие подрасти малыши носились по двору, спотыкаясь на неокрепших еще лапках, то и дело падая в лужи. Ивонна растерялась: «Как же я найду среди них своего котенка?»