Чес - Михаил Идов

Механик приподнял капот “эконолайна” и почесал авторучкой белобрысую бородку. Пауза растянулась. Кабину эвакуатора глухо сотрясали задранные до отказа басы неизвестной песни.

– Да, – произнес он задумчиво. – Там с концами.

– Майка, посмотрите на его майку, – прошептал Алан, тыча пальцем в спину механика. Эдди и Брет посмотрели. На черном фоне вокруг когда-то ярко-красного, а теперь застиранного в арбузную бледность черепа вилась надпись готическим шрифтом, которым в наши дни пишутся только логотипы городских газет и названия групп с задранными басами: GRITZ CARLTON. TASTE THE GRITZ TOU R 2008. Ниже, вдоль позвоночника до потной поясницы, мелким кеглем шел длинный список городов.

– Чего ты радуешься? – пожал плечами Брет. – Если это их типичный фанат, нас из клуба вынесут по частям.

– А мне пофиг, – сказал Алан. – Все что угодно, только не пустой зал.

– Легко сказать, ты не еврей и не турок, как некоторые. Не говоря уже о нашем Джеки Чане, – подмигнул Брет Эдди.

– Какая разница, – сказал Эдди. – С точки зрения этих ребят, мы все в первую и последнюю очередь пидоры.

Еще час, и группа, ставшая на триста с лишним долларов беднее, неслась в воскрешенном микроавтобусе по направлению к Чикаго. Алан уступил руль Брету и сел позади, закрыв глаза и заткнув уши наушниками. На правом заднем сиденье Эдди, поменявшийся местами с Тони, смотрел на сумеречные поля и вел в уме неутешительный гроссбух. В Хобокене им заплатили 180 долларов, в Филадельфии 400 (и купили три диска – успех, успех), в Балтиморе – 225, в Вашингтоне – 300, в питтсбургском чертовом “Мунбиме” – 40. Впереди оставались Чикаго, Детройт и кульминация всей поездки – фестиваль на открытом воздухе перед Залом славы рок-н-ролла, с гарантированным гонораром в 1000 долларов. Меж тем одна аренда “эконолайна” на две недели стоила 2400, бензин обходился долларов в сорок в день, плюс теперь еще и новый аккумулятор. Даже если не растрачиваться на мотели, которыми группа, не выдержав духоты, тесноты и зычных причуд желудочно-кишечного тракта Брета, уже пару раз за эту поездку воспользовалась, и всем квартетом спать в микроавтобусе, то расходы на турне все равно составят 3460 долларов. Это означало, что Чикаго и Детройт должны принести “Гистерезису” по полтысячи с концерта (цифры, достижимые только в случае спонтанного взлета популярности в течение следующих суток) для одного только выхода в ноль. Да и ноль этот, признаться, был понятием относительным. Ноль бывает у корпораций. Корпорациям не нужно есть, одеваться, кормить кота. Корпорациям через неделю не исполняется тридцать, а от тех, которым исполняется, не ждут, что они по этому случаю отведут пару других корпораций в ресторан. Ноль гастролирующего музыканта – это довольно увесистый минус.

И так восьмой год, ужаснулся про себя Эдди. Точнее, седьмой, точнее, если не считать пьяняще прибыльного 2006-го, призрак которого по сей день мешал группе плюнуть и разойтись: той осенью заглавная песня с Failed State попала в телесериал The O. C., одним махом продав пятнадцать тысяч дисков. Эта цифра могла бы быть на порядок выше, не будь The O. C. к тому моменту в надире популярности и не звучи Failed State за кадром ровно шесть секунд – в сцене, в которой сердитый молодой человек Райан Атвуд горюет о гибели своей возлюбленной в автокатастрофе.

Теперь, как любому другому убыточному предприятию, оставалось разве что урезать расходы. Например, купить за те же 2400 долларов подержанный микроавтобус, а не арендовать новый. Но где его держать в Нью-Йорке, как и на что чинить, да и кому бы он, в конце концов, принадлежал? Из всей группы такие деньги водились только у сорокалетнего Тони, семейного человека и профессионального управдома. Еще можно было вообще перестать ездить в турне и сконцентрироваться на продаже песен на телевидение, в кино и рекламу. За последние года три в разные моменты эта идея возникала то у Брета, то у Тони, то у самого Эдди, но, поскольку никто не хотел в сотый раз выслушивать вдохновенную речь Алана о том, что “без живой связи со слушателем мы никто, мы продавцы джинглов”, даже заикаться об этом постепенно перестали.

Какого черта мы вообще переехали в Нью-Йорк, злобно подумал Эдди, если все, что мы делаем, – это колесим с концертами по Среднему Западу.

Ах да. Для того чтобы быть группой из Нью-Йорка.

– Я думаю, Тони должен заплатить за батарею, – внезапно сказал он вслух.

– Чего?! – Тони обернулся назад. В его остроугольных залысинах отразился дальний свет обгоняющей микроавтобус фуры. Эдди решил не признаваться, что выпадом этим застал врасплох сам себя, и стоически продолжил восхождение на рожон.

– Ну как. Это же из-за твоего конвертера мы потеряли два часа и попали на триста долларов.

– Инвертора. Инвертора, без которого мы не записали бы офигенный ролик, – заметил Тони, явно апеллируя к Алану. Алан, наверняка все слыша сквозь свои белые наушники, не открывал глаз.

– Ага. Ролик, который не принесет нам ни цента на билетах, потому что из-за тебя мы не успеем вовремя добраться до интернета и залить его в Сеть.

– Секундочку! А то, что отсталый кузен Тимоти Маквея добирался до нас полтора часа, получается, тоже моя вина, что ли?

– Не напрямую, – ответил Эдди, чувствуя, что сдает позиции.

– Я вообще-то согласен с Эдди, – раздался голос с водительского сидения. Залысины и ежик Тони крутанулись направо. И ты, Брет?

– Тони единственный, у кого есть бабло, – пояснил Брет.

– Ну охуеть теперь вообще. И что? У нас красный террор в группе установился? От каждого по способностям?

– Хотя бы не по музыкальным, – съязвил Брет. – Тогда кое с кого спросу был бы ноль.

– Мне кажется, Брет имеет в виду вот что, – поспешил вступиться Эдди, из скандалиста перевоплощаясь в зануду. – Никто не просит, чтобы ты платил за нас. Просто к тебе, как к взрослому человеку с деньгами, требования чуть строже. Это как прогрессивный налог на миллиардеров.

– А я, значит, миллиардер.

– В микрокосме этого микроавтобуса – да.

– Хэштег Оккупай Тони, – сказал Брет.

– Хэштег Пошел Нахуй, – парировал Тони.

– Алло, Слава? – громко произнес Алан. – Да, это я. Да, я подожду. – Пока между остальными шла перепалка, Алан, не снимая наушников, набрал на телефоне нью-йоркский номер, который набирал как минимум дважды в неделю.

– Да, я здесь, – продолжил Алан, закукливаясь на заднем сиденье, не обращая внимания ни на кого и ни на что, как в момент встречи с Эдди восемь лет назад, но на сей раз, пожалуй, делая это чуть-чуть демонстративно. – Слава, мне нужна новая мантра смирения.

* * *

Битлов, как известно, было пять. Пятым был продюсер Джордж Мартин. Или барабанщик Пит Бест. Или басист Стюарт Сатклифф. Или менеджер Брайан Эпстайн. Или даже шофер Нил Аспинал. Кандидатов много. Фактическим пятым членом “Гистерезиса”, по крайней мере последние года полтора, являлся таинственный русский эмигрант по имени Слава Дикушин.