Проповедник - Камилла Лэкберг

— Настолько, насколько потребуется. Будешь звонить до тех пор, пока не найдешь кого-нибудь, кто подходит под описание. И не забудь сразу же позвонить в Уддеваллу, может быть, они дадут тебе еще какие-нибудь предварительные данные, легче будет искать.

— Ну а я что должен делать?

Судя по голосу Эрнста, он явно не собирался сгореть на работе. Патрик посмотрел в записи, которые он быстро набросал после разговора с Мелльбергом.

— Ты начинай опрашивать людей, которые живут возле поворота к Кунгсклюфтану, на тот случай, если они видели или слышали что-нибудь ночью или под утро. Днем там всегда полно туристов, так что труп — или останки, если уж говорить точно — перевезли туда под покровом темноты. Мы можем быть практически уверены в том, что их доставили со стороны шоссе. Конечно, есть еще лестница, которая начинается на площади Ингрид Бергман, но я плохо себе представляю, как покойников несут через центр Фьельбаки. Мальчик нашел жертву в шестом часу, следовательно, тебе стоит сконцентрироваться на временно́м интервале между девятью вечера, когда уже стемнело, и шестью часами утра. А я думаю спуститься в подвал и порыться в архиве. Что-то такое у меня в голове крутится насчет двух скелетов. Я словно что-то знаю, но не могу вспомнить. А у вас ничего в памяти не всплывает? Может, есть какие-то догадки?

Патрик сделал приглашающий жест руками и, подняв бровь, выжидательно посмотрел на Эрнста и Мартина. Вместо ответа они оба удивительно синхронно отрицательно замотали головами. Патрик вздохнул. Да, ничего другого не остается — пора в подземелье, катакомбы ждут.

Патрик и сам не знал, что он, собственно говоря, ищет. Возможно, будь у него время поразмышлять над этим, он бы вспомнил или догадался, а сейчас он сидел внизу, в глубоком подвале участка, и перебирал старые бумаги. Почти на всех папках лежал толстый слой пыли, но, слава богу, архив был в сохранности и систематизирован. Большинство дел располагалось в хронологическом порядке, так что, даже если Патрик смутно представлял себе, что ему надо, это непременно должно лежать здесь, в одной из папок.

Он сидел по-турецки прямо на каменном полу и методично просматривал коробку за коробкой, папку за папкой. Перед его глазами проходили десятки человеческих судеб, и его поразила мысль, как много людей и семей многократно упоминаются в полицейских рапортах и отчетах. Казалось, что преступные склонности передаются по наследству от родителей к детям и даже внукам. Патрик подумал об этом, когда ему в очередной раз попалась на глаза одна и та же фамилия. Зазвонил мобильный телефон; Патрик посмотрел на дисплей: это была Эрика.

— Привет, любимая. Все хорошо? — Он знал заранее, каким будет ответ. — Да, я знаю, как сейчас жарко. Просто-напросто тебе лучше сидеть рядом с вентилятором, ничего другого тут не придумаешь. Ты понимаешь, на нас повисло убийство, и Мелльберг хочет, чтобы я руководил расследованием. Ты очень сильно расстроишься, если я займусь этим делом и поработаю пару дней?

Патрик затаил дыхание. Вообще-то он сам должен был позвонить и объяснить Эрике, что ему, возможно, придется поработать, но в типично мужской безответственной манере откладывать все на потом проволынил, стараясь оттянуть неизбежное. Хотя, с другой стороны, Эрика прекрасно знала специфику его работы. Лето — самая горячая пора для полицейского участка в прямом и переносном смысле, и можно считать, что тебе очень повезло, если ты получал хотя бы укороченный отпуск вместо полного гарантированного. Все зависело от того, сколько дел, связанных с пьянством, рукоприкладством и прочими побочными эффектами летнего нашествия туристов, висело на участке. Но убийство — это другой, совершенно особый случай.

Эрика сказала Патрику то, чему он не слишком обрадовался.

— Гости приедут, говоришь? А кто именно? Твой кузен? — Патрик вздохнул. — Нет, а что тут скажешь? Само собой, я бы предпочел посидеть вечером вдвоем, но раз уж они едут, что поделаешь. Но ты говоришь, они только на одну ночь останутся? О'кей. Тогда я куплю креветок, чтобы нам было чем их угостить. Их легко приготовить, так что тебе не надо напрягаться и изощряться на кухне. Я буду дома около семи. Чмок-чмок.

Патрик сунул телефон в карман и продолжил просматривать папки в коробках. Одна из них, с надписью «Пропавшие», заинтересовала его. Кто-то, по-видимому не лишенный амбиций, по каким-то причинам собрал сведения об исчезнувших и все, что удалось обнаружить в ходе полицейских расследований.

Патрик почувствовал, что именно эту папку он и искал. Его пальцы были здорово запачканы пылью, он решительно вытер их о рубашку и только потом открыл увесистую папку. Через некоторое время, перевернув и пробежав глазами несколько страниц, он увидел, что память его все же не подвела: он наткнулся на то, что нужно. Но все же он считал, что должен был сразу вспомнить, потому что не так много людей пропадали в округе совершенно бесследно — так, что не оставалось никаких зацепок. Черт возьми, может быть, возраст уже дает о себе знать. Но, во всяком случае, теперь Патрик держал в руках заявления и материалы и чувствовал, что это не просто совпадение. Две женщины исчезли в 1979 году, и два скелета найдены сегодня в расщелине Кунгсклюфтан.

Патрик вынес папку наверх, на дневной свет, и положил на письменный стол.

Лошади — единственное, что еще удерживало ее здесь. Привычными ровными движениями она проводила щеткой по бокам гнедого мерина. Физическая работа помогала ей избавиться от огорчений и раздражения. Когда тебе семнадцать — это какой-то караул: ты не можешь распоряжаться собственной жизнью. Как только она достигнет совершеннолетия, тут же смотается из этой дерьмовой дыры. Тогда она ответит согласием на предложение фотографа, который первым обратил на нее внимание, подошел и познакомился во время ее поездки в Гётеборг. Она обязательно станет моделью, уедет в Париж и заработает кучу денег, и вот тогда-то она им всем скажет, куда они могут засунуть свое гребаное образование. Фотограф дал ей понять, что ее цена как модели будет падать с каждым прожитым годом, и выходит, что она не может воспользоваться шансом и вынуждена выкинуть к чертовой матери еще один год своей жизни. И все только потому, что старому барбосу втемяшилось в башку ее образовывать. Какое, на фиг, образование нужно, чтобы ходить по подиуму? А потом, когда она станет типа старой — лет, скажем, двадцати пяти, — тогда она, как пить дать, выйдет замуж за миллионера и вовсю повеселится над угрозами барбоса лишить ее наследства. В один прекрасный день у нее будет столько денег, что она, если захочет, купит все его хозяйство с потрохами.

А брат, которого она предпочитала называть дядькой из-за разницы в возрасте, тоже хорош — ее практичный, педантичный «дядя» тоже не преминул подгадить, хотя жить у него и Мариты лучше, чем дома, но ненамного. Он такой правильный, такой идеальный и уж, конечно, никогда не делал никаких ошибок, а она, напротив, всегда ошибалась и все делала неправильно.

— Линда?

Это для них типично — ни на секунду не могут оставить в покое, даже в стойле.

— Линда?

Голос стал более настойчивым. Дядька знал, что она здесь, и не имело смысла пытаться удрать.