Дорога домой - О. О. Щетинин

* * *

Я Тиму всё высказала, что про него думаю. Когда он через несколько часов из регенератора вылез. То есть мне делать обманку, что нас подбили, нельзя, а ему все поля на меня перебрасывать можно, да? Ведь я прекрасно поняла, что они с Томом сделали. Амортизатор – это в первую очередь поля, и только потом гидравлика и пружины всякие. И два этих психа силовую «подушку» с Тима на меня переключили. Уроды. Я Тима даже побить хотела. Тюленем, который мягкая игрушка. А он – Тим, не тюлень – смотрит на меня и честно объясняет, что, мол, никакое это не геройство, а голый расчёт.

– Ты пилот и капитан. Нам, зуб даю, светит ещё один бой, и без тебя мы точно покойники. А пострелять за меня и Том может.

Я только воздуха в грудь набрала, чтобы Тиму ответить, а тут Том говорит:

– Стреляю я не так хорошо, Капитан. Всё-таки вы, мягкотелые, на подсознательном уровне чувствуете, как лучше друг дружку укокошить.

Подлиза. Но Том, похоже, вообще понял, что я на него долго злиться не могу, вот и влез, чтобы я на Тима дальше не ругалась.

– Ладно, – говорю, – а что с ребятами, неизвестно?

– Том, записи есть?

– Да, Командир, вот, – Том включил экран, а я разозлилась: почему сама об этом не подумала? А с другой стороны, когда думать было-то? Как только мы в прыжок ушли, я отдышалась, убедилась, что с Тимом всё в порядке, и кинулась «Аладу» проверять. У нас почти три дня в запасе было, но раньше ремонт начнёшь – раньше закончишь, и больше времени на тонкую отладку останется. Ну и от работы оторвалась, только когда Тим из регенератора вылез.

Так что мы вместе уселись запись смотреть, но я быстро поняла: чтобы разобраться, что там творилось, придётся всё по тактам и плоскостям разбивать, а то хрен поймёшь. И я это обязательно сделаю, потому что надо учиться. А пока я только одно могла сказать:

– Бли-и-ин… Ну и каша!

– Они на это и рассчитывали. Связать противника боем, затормозить, не дать нас атаковать после снижения скорости, и удержать от атаки при разгоне. Правда, получилось не совсем так, но это уже детали.

– А эти двое?

– Волки? Ну… Знаешь, они одни из лучших пилотов и пиратов, если можно так сказать. Наверняка просчитали, в чем дело, и кружили в сторонке, на скоростях, близким к разгонными. Или знали… Не зря Игрок про крысу говорил. Видела, как они резко нарисовались? Может, и притормозили даже.

– Видела…

Ну а дальше мы снова за ремонт взялись. Вернее, Тим и Том. Меня они прогнали – отдыхать, а сами впахались, как проклятые. Поля-то нам за двадцать шесть секунд разгона хорошо пожгли. Надо было перегрузить в лотки новые предохранители, почистить конвейер, отшлифовать гнезда… Надо было перегрузить в лотки новые предохранители, почистить конвейер, отшлифовать гнезда… Предохранители-то в натуре горят, это не оборот речи. И после хорошего залпа на контактах окислы образуются, нагар. Надо всё снять, отшлифовать, где требуется, механизмы почистить. Так что Тим с Томом в дефлекторной надолго поселились.

– А то будешь думать, что поле нормальное, а у тебя бац – и пара сегментов пустые, – объяснил Тим, когда я ему в очередной раз кофе прямо в отсек притащила. – А ракета – она не дура, она лазейку мигом найдёт и юркнет. Такое даже во время боя бывает: образуется нагар на контактах, и предохранитель не срабатывает. Напруга там ого-го какая, так что система его видит, даже поле есть, но оно такое, что смех и грех. Вся надежда, что ракета противника его как полноценное опознает и не станет туда ломиться… Дорогая, а у тебя краска есть?

– Э… есть, – вот таким внезапным переходом Тим меня просто убил. – Тушь для волос пойдёт?

– М-да. И как мы будем звёздочки на броне рисовать?

– К…какие звёздочки?

– Звёздочки. На борту. По числу сбитых. Боюсь, дорогая, всех твоих запасов не хватит даже на одну. А волков и амазонок надо большими такими нарисовать.

Тим всё это серьёзно так вещает, а я на него глазами хлопаю. У Тима это здорово получается: делать морду та-аким кирпичом, что и не разберёшь, прикалывается или нет. А потом до меня дошло – или как будто подсказал кто. Это же знаки сбитых противников! Символы. Отметка заслуг и всё такое. И страшно мне эта идея понравилась. Обязательно надо будет нарисовать. Оно, конечно, сигнал для тех же волков и амазонок: «Враг номер один!», зато другие сразу реверс врубят. А этих других по любому больше.

– Я поняла, это традиция. А чья?

– Марсианская, чья же ещё. Обычно-то победы в бортовой журнал заносят, можно их по решению капитана в боевой идентификатор прописать. А на Марсе…

– Тогда и мы звёздочки нарисуем! – почему-то мне это очень принципиальным показалось. – Специально для этого лаком закупимся. Во!

– Да? Ну ладно, – Тим засмеялся. Легко так, весело. И вдруг замолчал. И глаза дикими стали, чуть кофе не уронил. Меня от такого его взгляда как к месту приморозило. Неужели вспомнил что-то? Из своего прошлого?

– Что?!

– Нет, ничего, – он мне улыбнулся и дальше хмурится. – До меня только сейчас дошло. Я про «петли». Том, мы раньше так стреляли?

– Нет.

– А откуда я тогда про «мёртвую петлю» знаю?

– Почём я знаю. Ты сказал, я сделал. У меня она записана в реестре как особо опасный приём. Стопроцентная летальность.

Что-то я это услышала, и мне как-то нехорошо стало.

– Стоп, вы о чём? Как это – стопроцентная летальность?

– Ну, либо ты поджаришься, либо противник, – меланхолично говорит Том. – Капитан, вы этот приём без моего участия не применяйте. «Алада» конечно, у нас умница, и кибермозг у неё прекрасный, насколько это возможно, и интуиция у вас для мягкотелых потрясающая, но…