Разговоры о (не)серьезном - Юлия Поселеннова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это что? — спрашиваю, а он глазами лупает, как будто первый раз видит.
— Я тебя спрашиваю, что это?! — уже агрессивней наступаю.
— А это разве не твой?
— Я свои лифчики никому по карманам не распихиваю.
— А, значит, есть кому? — лучшая защита — нападение, видимо решил муж.
— Ты меня не сбивай, с кем ты был. Сиськи небольшие, значит кто-то худой.
— Да блин, размер точно, как у тебя.
— Это не мой, у меня таких не было, и, значит, сиськи у меня маленькие? — уже начинаю закипать я. — Где ты был!??
— На работе, где еще. Маш, я понятия не имею, чей это лифчик. Может, кто-то из твоих подруг решил пошутить.
— У меня нормальные подруги. УУУУ, сволочь, если ты сейчас же не скажешь, чей лифон, я все твои вещи выкину с балкона.
— Я не знаю, выкидывай. — И он гордо, ни в чем не повинной походкой, отправился на кухню есть мой борщ.
Дико сверкая глазами, я начала собирать его вещи. Ну надо же — 10 лет душа в душу, и тут такое. Еще и не сознается, гад. Кастрировав, колесовав, распяв и немного поколов булавками безжизненное тело в воображении, я скидывала с полок его рубашки и футболки, пока не задела свою полку с нижним бельем. И из кучки труселей на меня смотрели и подмигивали терракотовые трусы с таким же кружевом, как на лифчике.
Сказать, что я удивилась, это ничего не сказать. И тут у меня поплыли картины перед глазами. Я купила лифчик, который оказался мне неудобен, хотя в магазине комплект сидел отлично. Я, ничего об этом (что неудобен) не подозревая, надела его на прогулку, после которой мы собирались в бассейн. Я настолько разозлилась на впивающиеся косточки, что попросила мужа выкинуть эту деталь гардероба, а сама пошла в купальнике, пусть мокрый, зато не давит. А он, видимо, забыл в кармане, поскольку это было весной, а сейчас осень, этот эпизод, очевидно, вылетел у меня из головы. Как вылетел, это вопрос, конечно, но что я, не девочка, что ли, значит, и память у меня девичья.
Извинившись перед мужем, который ни в чем не бывало доедал свой борщ, я пошла и выкинула и лифчик и трусы.
— Не забудь все вещи на место положить! — крикнул вдогонку муж.
Куртку-то я зашила, но под видом проверить дырки в подкладке, стала проверять карманы летней и зимней куртки и в одной из них рука нащупала что-то, похожее на помаду. Мегера внутри меня стала поднимать голову, я, как рысь добычу, чуть не рыча, почти порвала карман, доставая заветную улику, но оказалось, что это просто ручка от отвертки.
Вот так и живем!
Мальчики
Стайка мальчишек лет шести-семи носилась по двору, чуть не сбив молочницу тетю Глашу, несшую в своих мощный и натруженных руках (почти цитата) десятилитровый бидон свежего молока.
— Чу вас, ироды! — смеясь, больше для проформы, воскликнула она, смотря на носящихся под ногами детей.
— Петька, айда за мороженым! — крикнул один из ребят. — Сегодня шоколадное есть.
Самый высокий, задиристый и вихрастый мальчишка вдруг остановился и серьезно, насколько можно ребенку, заметил:
— Мы еще корабль не достроили. Как достроим, тогда можно и за мороженым.
Никто не посмел ему перечить.
***
Студенты честно учили, кто как мог. Кто-то с пивом на лавочке, кто-то с гитарой-семистрункой и цигаркой в зубах, а кто-то и в своей комнате с учебниками. Только волновались все почти одинаково.
— Эй, Петька, смотри, там девчонки шепчутся, пойдем, подслушаем?
— Ты что! Это же их секреты!
— Ну и как хочешь, а я пойду.
Кудрявая блондинка, видимо, только недавно сделавшая модную химию, наставляла подружку:
— Никогда, слышишь, никогда не целуйся первой. Если он поймет, что ты тоже хочешь его поцеловать — все, он потеряет к тебе весь интерес.
Смуглая, немного носатая подружка хлопала глазами и смотрела в рот химической блондинке. Та могла бы рассказать еще множество секретов, но тут вышел преподаватель и пригласил всех на экзамен.
***
— Петр Алексеевич, можно я уйду пораньше сегодня, у меня жена приболела, да и сын немного сопливит. Мама уже совсем старенькая, не может с ними посидеть, у нее подагра, ноги болят.
— Да что, Лешка, так официально. Ну иди, конечно, о чем вопрос.
— Спасибо!
Начальник цеха затянулся крепким Беломором, и посмотрел на карточку с изображением красивой тридцатилетней шатенки и двух вихрастых мальчишек, примерно семи и двенадцати лет.
***
— А я вот пить бросаю!
— Да надолго ли!
— Знаете, мне мой Константин заявляет, что пить и курить в моем возрасту крайне вредно, а еще пить кофе и крепкий чай. И картошечку с сальцем на ночь не есть, а то вишь, какой момон к полтиннику-то вылез, а ведь всегда был худющим. Не навещает только меня совсем, у него с Алкой все серьезно, наконец-то. Авось, и внуков дождусь, не помру.
***
Я шла из универа и остановилась попить на скамеечке кофе. Неприметная пятиэтажка образца детства моей мамы, старая, чуть скосившаяся скамеечка, газон «расти что хочу», древняя детская площадка.
Из подъезда вышли неспешно, опираясь кто на палку, кто на ходунки, несколько стариков.
— Девушка, милая, простите, не могли бы вы пересесть к другому подъезду? Нам с мальчиками надо о своем поговорить, а идти дальше тяжело.
— А сколько ж годиков мальчикам? — съязвила я.
— Да немного, семьдесят седьмой пошел, сейчас на пальчиках покажу, — улыбнулся горько самый высокий дедушка.
Мне стало стыдно, я взяла кофе, встала и тихонько пошла к другому подъезду.
— Жаль, Петька так шоколадное мороженое любил. А теперь шоколадного завались, какое хочешь, а Петьки нет….
Здравствуй, мама
Поезд ехал медленно, как будто кроме вагонов к нему были привязаны все те воспоминания, боли, недосказанность, обиды, которые тяжелым грузом давили на плечи Людмилы, и он просто не мог тащить все это, да еще и вместе с хозяйкой, и поэтому волочился, как заспанная черепаха по утренней гальке.
Люда возвращалась домой, повидать мать, как возвращаются перелетные птицы, чтобы перезимовать и опять отправится в путь. Девушка уехала из родного города учится и больше не возвращалась, пока не позвонил
