Ампирные спальни - Брет Истон Эллис

— Какие планы на Рождество? — спрашиваю.

— Родители.

— Что-то некреативно.

— Как есть, — смотрит на меня с легкой усмешкой. — А что?

Пожимаю плечами:

— Ничего. Просто интересуюсь.

Снова поправляет прическу: волосы светлые, с химической завивкой. Когда промакивает губы, на салфетке остается бледный след от помады. Небрежно рассказываю про вчерашние вечеринки. Актриса под впечатлением, особенно при упоминании первой. Говорит, что туда ходили ее друзья. Говорит, что и сама собиралась, но не смогла из-за работы. Называет имя модного молодого актера и спрашивает, был ли он там. Когда говорю, что был, выражение лица выдает ее с потрохами. Тушуется.

— Извините, — говорит. — Он идиот.

Потом добавляет, что половина гостей на вечеринке — фрики; упоминает наркотик, название которого мне незнакомо; рассказывает страшилку, в которой фигурируют лыжные маски, зомби, фургон, цепи и некая тайная секта; спрашивает про латинос, исчезнувшую в пустыне. Называет имя не известной мне актрисы. Я концентрируюсь, цепляясь за свое первое впечатление, боясь разрушить иллюзию. Речь почему-то заходит о фильме «Личины» по моему сценарию. И тут пазл складывается: она для того и спросила про модного молодого актера со сногсшибательной спутницей, которую я практически изнасиловал взглядом, чтобы перевести разговор на фильм «Личины»: у него там была небольшая роль. «Не стоит об этом». Смотрю на машины, проезжающие по Мелроуз. «Я там недолго пробыл — меня ждали на другой вечеринке». И вдруг вспоминаю блондинку, выступающую из темноты в Бель-Эйр. Странно, что до сих пор ее помню, что этот кадр по-прежнему перед глазами.

— Как вам кажется, проба прошла удачно? — спрашивает актриса.

— По-моему, супер, — говорю. — Лучше не бывает.

Она смеется, довольная. На вид ей лет двадцать. А может, тридцать. Не угадаешь. Когда знаешь наверняка — неинтересно. Рок. «Рок» — вот слово, занозой засевшее в мозгу. Актриса полушепотом повторяет начало монолога из «Слушателей», с которым пришла на кастинг. Прежде, чем приглашать на ланч, я убедился, что режиссер и продюсер не видят ее в этой роли. Только поэтому она здесь, сколько раз это уже повторялось, и я думаю, что вечером надо опять на премьеру и что в шесть встречаюсь с продюсером в Уэствуде. Смотрю на часы. Времени еще предостаточно. Актриса допивает шампанское. Предупредительный и красивый официант вновь наполняет бокал. Я не пью, нет необходимости, нечто за этим ланчем возбуждает сильнее алкоголя. Теперь ход за ней, если она рассчитывает хоть на какое-то продолжение.

— Ты счастлив? — вдруг спрашивает она, сжигая мосты.

Изобразив изумление, отвечаю:

— Да. А ты?

Она наклоняется вперед, оказывается совсем рядом.

— Все в твоих руках.

— Тогда пошли? — смотрю ей прямо в глаза.

Следующий час мы проводим в спальне моей квартиры на пятнадцатом этаже комплекса «Дохини-Плаза». Этого более чем достаточно. Под конец она говорит, что не знает, на каком она свете. Я говорю, что не важно. Тогда она говорит, что у меня красивые руки. Краснею.

Премьера в «Виллидже», а постпремьерная вечеринка (продуманная и со вкусом) в отеле «W». (Изначально она планировалась в «Напа-Вэлли грил», но из-за большого наплыва желающих была перенесена в менее престижное, но более просторное помещение.) Необходимость смотреть, как люди надрывно вопят и рыдают на протяжении двух с половиной часов, способна кого угодно загнать в депрессию, хотя фильм мне, в общем, понравился: снят хорошо, и сюжет выстроен (большая редкость!), а что чуть не уснул от скуки — так это мои проблемы. Стою у бассейна, беседую с молодой актрисой о различных методиках голодания и йоге и о том, как ее «вштыривает» от мысли, что она сыграла женщину, способную принести себя в жертву, и робость, почудившаяся мне поначалу в больших спокойных глазах, вселяет надежду на продолжение. Но потом допускаю оплошность, и вместо робости — знакомая подозрительность с примесью вязкого любопытства (здесь у всех такой взгляд), и актриса куда-то отчаливает, а я стою в толпе, смотрю на здание отеля, сжимаю в кулаке телефон и зачем-то считаю, сколько окон освещено, а сколько темных, и потом понимаю, что за несколькими из них в разные годы занимался сексом с пятью разными людьми, один из которых мертв. Мимо проносят поднос с закусками — беру суши. «Все-таки состоялось», — говорю одному из студийных боссов, без поддержки которого фильм не запустили бы в производство. Режиссер тоже старый знакомый, Дэниел Картер, мы вместе учились на первом курсе в Кэмдене, но видимся редко, а в последнее время он вообще меня избегает. Теперь ясно почему: с ним Меган Рейнольдс. Что ж, значит, не суждено ему услышать моих лживых восторгов. Дэниел продал свой первый сценарий, когда ему было двадцать два, и с тех пор с карьерой у него все в порядке.

— Одета как подросток, — говорит Блэр. — То есть по возрасту.

Покосившись на Блэр, продолжаю смотреть сквозь толпу на Меган и Дэниела.

— Только сейчас не начинай.

— Каждому свое, да?

— Твой муж меня ненавидит.

— Вовсе нет.

— Там была одна девушка на твоей вечеринке. — Потребность спросить о ней почти физическая, не могу побороть. Поворачиваюсь к Блэр. — Не суть.

— Я слышала, ты вчера с Джулианом встречался, — говорит Блэр. Взгляд устремлен в бассейн, на дне которого гигантским поблескивающим курсивом выведено название фильма.

— Слышала? — закуриваю. — Слышать ты могла, только если Джулиан тебе рассказал.

Блэр молчит.

— Значит, продолжаете поддерживать отношения? — спрашиваю, — Почему? — Выдерживаю паузу. — Трент знает? — Еще одна пауза, — Или это так… мелочи жизни?

— Еще вопросы будут?

— Странно, что ты вообще со мной заговорила.

— Просто хочу предостеречь. Вот и все.

— Предостеречь? Отчего? — спрашиваю я. — Слава богу, не первый день знаком с Джулианом, как-нибудь разберусь.

— Неужели так трудно? — говорит она. — Если он позвонит, скажи, что не можешь встретиться, вот и все. Очень обяжешь.

И потом добавляет с нажимом:

— Сделай это для меня.

— Чем он вообще занят в последнее время? Говорят, его фирма предлагает эскорт-услуги несовершеннолетних. — Выдерживаю паузу. — Круг замкнулся.

— Слушай, я тебя прошу о крошечном одолжении. Пожалуйста.

— Нет, ты всерьез? Или это просто повод возобновить отношения?

— Мог бы позвонить. Мог бы… — Ее голос срывается.

— Я пробовал, — говорю. — Но ты была в ярости.

— Не в ярости, — говорит она. — Просто… разочарована. — Теперь ее очередь держать паузу. — Плохо пробовал.

Некоторое время мы молчим: сколько похожих разговоров у нас с ней было; я думаю про блондинку на веранде и пытаюсь угадать, о чем думает Блэр. Наверное, про меня и наш последний раз в постели. Этот контраст должен бы, по идее, огорчить, но не огорчает. А потом Блэр заводит разговор с парнем из Ассоциации калифорнийских выпускников, и вступает оркестр, и я ухожу, сославшись на «слишком громко», хотя на самом деле потому, что пришло CMC: «Я за тобой слежу».