Камни Господни - Михаил Строганов

— Эко хлипкий, — Малюта досадно плюнул на пол. — Разве это пытка? Баловство. Иной раз мужик бабу сильнее отделывает. Эй, Чваня, вкати-ка ему прута, может, очухается.

Уродливый горбатый палач, одетый в порты и кожаный фартук на голое тело, хмыкнул, вытащил из огня раскаленный добела прут и сунул его Офоньке под мышку. От каленого железа из Офонькиного горла вырвался нечеловеческий хрип, холоп задергался на дыбе и открыл глаза.

— Во как, — Малюта хлопнул ладонью по ноге, — пляска святого Витта по-русски! Что, холоп, пялишься? Чем тебя угостить: гишпанским сапогом или англицкой дочкой мытаря? Проси, не стесняйся.

Присутствующие на пытке опричники гулко рассмеялись, подбодряя Скуратова шутками:

— А ты ему ядра раздави, пусть наш сад-виноград попробует!

— Или на кочергу посади, чтобы знал, как в аду девкам жарко!

Малюта выругнулся и махнул рукой:

— После холопом тешиться станем, допрос блюсти надобно! Тишка, записал признание?

— Все по сказанному писано, — опричник протянул Скуратову покаянный лист. — Не мешало бы справиться, кто из Строгановых зачинщиком был.

Дверь в пыточную распахнулась — на пороге стоял царь в длинной соболей шубе, небрежно наброшенной на опричненную рясу.

— Пусти государя, — Иоанн оттолкнул замешкавшегося Малюту. — Уселся, словно князь бесовский!

Царь опустился на плаху и отдышался:

— Проклятый снежень… Не продохнуть от ветров, а тут ты мясом накоптил. Али не знал, что царь на допрос придет?

Малюта рухнул на колени:

— Строгановы измену замыслили, не ценят твоей царской милости. Убийцу послали, отравителя, вон порошки и коренья лютые при нем…

Иоанн подошел к Офоньке и схватил за волосы, заглядывая в помутневшие глаза:

— Слушаю тебя, раб мой неверный. Открой перед лицом нашим мерзость сердца своего, и блуда души не скрывай! Ибо уже ликуют о твоей пропащей душе сонмы бесовские и славят твою погибель во аде!

Бомелий, впервые наблюдавший царский допрос, поморщился: «Проклятый азиат! Даже во время пыток, и то говорит выспренно…»

На мгновение очнувшись и, догадавшись, что перед ним царь, Офонька завопил что есть мочи:

— Брешете, собаки! Измена! Кругом измена, государь, не верь никому…

Холоп вновь потерял сознание и сник телом.

— Теперь ты сказывай! — Иоанн посмотрел на Малюту, и в царском лице опричник увидел возрастающее сомнение.

— Строгановы людей лихих на двор призывают. Оружие заготавливают впрок. Никак, отложиться задумали…

— Что за люди?

— Разбойники да тати. Среди них и Карий, что убийствам у персов учился, турок резал, да с казаками на Волге разбойничал.

— А почему он Строгановыми прежде нанят, чем мною? — Иоанн с размаха ударил посохом Малюту. — Строгановыми интересуешься, все мошну набить не можешь?

Иоанн неистово бил Малюту, затем, отбросив посох, вцепился пальцами в волосы:

— Я бояр страхом смертным монахами делаю, а вот Аника сам пошел. По страху Божьему, а не государеву. Посему не трону ни самого, ни его род! — Царь оттолкнул Скуратова и устало пошел к выходу. — Пока не трону…

Возле самых дверей обернулся и поманил Малюту к себе:

— Холопа Строгановского выходи, да наставь умуразуму. По уставу опричненному. Пригодится-то холоп…

* * *

Ближе к полуночи Иоанн вновь послал за чернокнижником, повелев ему прихватить чародейные зелья да гадательные книги. Бомелий догадался — царь ждет чуда.

Елисей всегда готовил обряд тщательно, понимая, что поспешность и пренебрежение любой мелочью может обернуться для него царским недоверием. Поэтому тщательно окурил комнату ладаном, попеременно распевая псалмы по-гречески и на латыни, затем очертил магический круг и начал сосредоточенно сооружать чародейную храмину, именуемую для набожного царя чревом китовым.

Вокруг алтаря, сооруженного из стола, за которым Иоанн любил играть в шахматы, Бомелий расставил зеркала на треногах — четыре ворота в мир духов, четыре камня триединого распутья. Затем, покрыв стол багряницею, крестообразно расставил на нем четыре серебряные чаши — со святой водой иорданской, с земным семенем — ртутью, с углями пылающими и освященной солью. В центр между четырех серебряных чаш поставил пятую золотую — наполненный до краев красным вином Грааль…

Царь медлил. Всякий раз после «Ионовых бдений» его мучили бессонница и головные боли, но странные, пробирающие до костей видения были сильнее страха и голоса разума. Вот и теперь вел Иоанн в своей душе неравную борьбу, в которой не мог стать победителем.

— Может, послушать Малюту и посадить тебя на кол, во избежание соблазна сатанинского?

Царские сомнения Бомелия не пугали, напротив, указывали правильность выбранного пути. Чернокнижник учтиво поклонился:

— Магия есть тайная наука Господа, Его высшая мудрость, которую Он передал патриархам. Ее тайны сокрыты в Священном писании, возглашены пророками и апостолами. Или несведущий в магии может изгнать диавола или рассеять чары колдовские? — Елисей подошел к царю и взял его за руку. — Идя на брань, воевода не может полагаться на одну веру и удаль, а должен запастись пиками и ружьями, обязан научить свою рать воевать по правилам. То же и магия — искусство и наука следовать Божьей воле…

— Хватит брехать, нес Антихристов! — Иоанн махнул рукой, приказывая Елисею замолчать. — За свои грехи царь волен сам ответ держать. Не за себя, за веру правую душу кладу!

Иоанн взял в левую руку большой серебряный крест, а в правую — меч, и вошел в чародейный круг: «И помолился Иона Господу Богу своему из чрева кита и сказал: к Господу воззвал я в скорби моей, и Он услышал меня; из чрева преисподней я возопил, и Ты услышал голос мой. Ты вверг меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня, все воды Твои и волны Твои проходили надо мною. До основания гор я нисшел, земля своими запорами навек заградила меня; но Ты, Господи Боже мой, изведешь душу мою из ада…»

После снежной бури установились морозы, но не лютые, как на Крещение, а легкие, знаменующие исход зимы. Под широкими полозьями розвальней поскрипывал снег, разбегаясь за санями парой бесконечных лент; а вверху, над головами, то и дело срываясь, неслись вниз тяжелые снежные шапки с еловыми шишками.

Удобно пристроившись за казаком Черномысом, бывшим возницею, Савва любовался снежным прием, наблюдая, как появляются на небосклоне вымороженные звезды.

— Красота-то какая, силища! Луна в четверть неба восходит и звезды, светильники Господни, ангелы зажигают!

Савва вдохновенно перекрестился и потормошил дремлющего Данилу:

— Посмотри, как ясно отражается в небесах земной рай! Видывал ли где подобное? Краше, чем у нас, не сыщешь!