Брошь с черным опалом - Елена Дорош

И вот теперь у нее новая жизнь. Только боль старая. Не уходит. Не отпускает.

Было уже почти одиннадцать, а она не закончила уборку. Вроде все, как обычно, но работалось с трудом. Может, она заболевает? Да вроде нет. Все болезни начинались у нее с промокших или замерзших ног. В Питере приходилось быть особенно внимательной. При таком климате простуда – дело обычное. Но ей разболеться нельзя никак. На помощь никто не придет, поэтому надо держаться.

Размышляя над причинами своего состояния, Агата решила, что для бодрости духа можно немножко, в полголоса, попеть. Она уже открыла рот, как вдруг послышался явственный шум. Сразу насторожившись, даже уши встали торчком, как у Муси, Агата выглянула в коридор.

Из кабинета начальника, который она убирала всегда последним, вдруг вышел мужчина в черном пальто и стремительно пошел к выходу. Высокий. Худой. Агата никогда не видела директора «живьем», но почему-то сразу узнала. Марк Андреевич Стельмах. Она протерла ручку двери. Как правильно его называть? Глава компании? Или, может, голова фирмы? Она прошла в кабинет. Раз есть голова, то есть и попа. И, похоже, эта попа как раз она, уборщица. Нет, она – хвост конторы! Который все подметает. Агата хохотнула, достала из-под стола начальника корзинку и вытряхнула мусор в мешок. Сейчас модно ставить на рабочий стол фотографии жены и детишек. На этом столе не было никаких фотографий, безделушек от Сваровски и прочих красот. Компьютер, бумаги. Ничего лишнего. Она протерла поверхность. Алла Петровна отзывалась о директоре хорошо. По ее словам выходило, что Марк Андреевич – подарок для подчиненных. В меру строг, в меру лоялен. Лично для нее, Аллы Петровны, сделал немало хорошего. Вроде бы помог отцу вырвать квартиру из лап «черных риелторов». И маму то ли в больницу устроил, то ли в санаторий. Просто загляденье, а не голова!

Агата втащила пылесос и нажала на педаль. Агрегат взревел. Какое, собственно, ей дело до начальника, с головой или без?

Ей бы со своей головушкой разобраться.

Агата распрямилась, перевела дух и тихонько запела каватину Розины из «Севильского цирюльника». Душа нуждалась в чем-нибудь вдохновляющем!

Но задевать себя я не позволю, и будет все, как я хочу.

Ни перед чем я не оробею, поставлю я все на своем.

Сто разных хитростей и непременно поставлю я все на своем.

Да, все поставлю я на своем!

Этакую уверенность да самой Агате!

В восьмом классе Марк спросил деда, кто в их семье воевал на фронте во время Великой Отечественной войны.

– Никто, – кратко ответил дед.

А потом рассказал Марку, что в сорок первом году его прадед отбывал наказание в Севдвинлаге, где строил железную дорогу от Коноши до Котласа. Лагерь располагался в деревне Синега. Там Арсений Благовещенский и оттрубил девять лет. Арестовали его в Ленинграде, где старинный дворянский род Благовещенских, занесенный в Родословную книгу Дворянского депутатского собрания Санкт-Петербургской губернии, подвизался испокон веков. Со стандартной формулировкой «враг народа» Арсений был отправлен по этапу в декабре сорокового. По дороге обморозился и чуть не помер, но по молодости пережил и это. После жил на поселении в Вельске, а в пятьдесят шестом был восстановлен в правах. В Ленинград Арсений больше не вернулся. Имение и два доходных дома Благовещенских давно канули в Лету, родню разметало, многие поменяли внушающую подозрение фамилию на рабоче-крестьянские. Куда и к кому ехать, Арсений не знал. Женился прадед поздно и тоже взял фамилию жены – Стельмах. Эта хоть и звучала по-немецки, была вполне пролетарской и означала «тележных дел мастер». Всю любовь бывший каторжанин вложил в сына Петра. О таком образовании, которое получил дед, в Вельске и не слыхали. Кроме того, что мальчик преуспевал во всех школьных предметах, он знал три языка, увлекался астрономией, изучал историю искусства, писал стихи. С такими талантами Петру самое место было в столицах, но Арсений, до конца не веривший в то, что кошмар репрессий не вернется, держал сына при себе.

Только после смерти отца Петр уехал из Вельска, но не далеко. Он осел в Архангельске. Там женился на библиотекарше Зое, там родилась Светлана, единственная дочь.

Всю жизнь дед проработал учителем. Про свое происхождение не распространялся. Даже жена знала о нем немного. Дочь он обожал так же, как когда-то Арсений его самого. Но Светлане его любовь была ни к чему, ей нужны были удовольствия и свобода. В пятнадцать она сбежала с дембелем из воинской части, рядом с которой жили Стельмахи. И понеслось!

Сначала родители знали о ее перемещениях, но потом Светлана просто исчезла с радаров. От переживаний Зоя заболела раком. Умирала тяжело. Петр не отходил от постели жены до конца, после похорон долго не мог успокоиться, потом начал искать дочь.

Нашлась Светлана через год. Петр приехал в Вологду, где обнаружились следы беглянки, разыскал убогий барак, в котором дочь обитала вместе с очередным сожителем. В провонявшей кошками и перегаром комнатенке за столом, заставленным грязными тарелками, спала его Светланушка, откинув испитое неузнаваемое лицо, и храпела. Рядом на диване дрых мужик с жутким синюшным лицом.

Петр долго стоял посреди комнаты. Потом повернулся, чтобы уйти и никогда не возвращаться. И тут в сваленной на кресле куче тряпья кто-то завозился. Петр решил, что это кошка, но из кучи вылез ребенок, по виду годовалый. Ребенок посмотрел на Петра круглыми синими глазами и протянул ему замусоленный кусочек хлеба, который держал в руке.

Домой Петр вернулся дедом.

Он никогда не рассказывал Марку, как отвоевал право воспитывать внука.

Светлана исчезла из их жизни навсегда.

Марк никогда не чувствовал себя обделенным, несмотря на то, что жил всегда только с дедом. Наверно потому, что Петр любил его за всех.

Школу Марк закончил в шестнадцать, потому что пошел сразу во второй класс. Во втором классе ему тоже особо делать было нечего, но на большее директор не отважилась. Да и как учиться с ребятами на два года старше? Заклюют. Марк долго был низкорослым и худым, но в последний школьный год вдруг пошел в рост, вытянулся и оказался очень похожим на Арсения Благовещенского. Та же породистая стать, те же ярко-синие глаза. Петр иногда засматривался на парня, не мог глаз отвести, так он напоминал прадеда.

Когда пришло время решать, кем быть, Марк долго не мог выбрать профессию. Ему нравилось все. В результате выбор огорошил Петра. Друг Лёнчик ехал в Питер учиться на юридическом и сманил Марка. Важно не то, что на юридическом, а то, что в Питер.

Сказано – сделано. Друг Лёнчик провалился и отправился прямиком в Школу милиции, а Марк легко поступил на факультет международного права.

Итак, круг замкнулся. В Петербург вернулся блудный сын.

Время шло. Марк учился на третьем курсе и уже вполне освоился в культурной столице.