Потерянное озеро - Сара Эдисон Аллен

Когда незваному гостю надоедало созерцать окрестности, Эби неизменно приглашала его в дом и ставила на стол холодный чай с мятой и сдобное, похожее на большие пуговицы печенье, которое так хорошо получалось у Лизетты. Словом, сладкое угощение, чтобы смягчить горечь разочарования, потому как Эби неизменно отвечала отказом. А он не привык получать отказы, и Эби его жалела – она всегда жалела тех, у кого было все, а им все равно чего-то не хватало.

Впрочем, в этом году Эби угощения не предлагала.

Когда он уехал, Эби прижала ладонь к ноющей груди. Она в конце концов не выдержала и согласилась продать свою собственность. Ничего подобного она прежде не чувствовала. Обычно она была уверена в себе и своем будущем. Но с некоторых пор в душе у нее поселилась тревога… Когда машина скрылась за деревьями, Эби окинула взглядом пейзаж, будто сошедший с почтовой открытки. Перед ней раскинулось прекрасное озеро, на берегах которого росли кипарисы и ладанные сосны. Здесь, вдали от цивилизации, стояла такая тишина, что слышно было, как вода мягко плещется о старые мостки. Но нужно было смотреть правде в глаза: пансионат с маленькими коттеджами, который Эби с Джорджем купили, вернувшись из свадебного путешествия, постепенно приходил в упадок. С деньгами было туго, постоянно какой-нибудь домик нуждался в ремонте. А больше всего удручало, что впервые со дня покупки за всю зиму не приехал ни один гость. Раньше на зиму всегда были предварительные заказы. Совсем недалеко отсюда проходила граница с Флоридой, и прежде к Эби часто наведывались «перелетные птицы»[5] в шерстяных шапках, а на шинах их автомобилей все еще виднелась дорожная соль. Но постоянные гости старели, как и всё в этом мире. Многие уже умерли. Другие больше не могли управлять автомобилем. Третьи полюбили отдых у окна в удобном кресле, в хорошо протопленной комнате, и не желали покидать свой дом.

Так что решение принято правильно. Рано или поздно это должно было случиться.

Невысокая привлекательная женщина лет шестидесяти остановилась рядом с Эби в дверях главного корпуса – двухэтажного, обшитого вагонкой дома, чья крыша протекала, коридоры заканчивались тупиком, а лестницы сужались кверху так, что трудно было протиснуться, словно в детском домике для игр. Старый главный корпус с небольшими коттеджами для гостей существовал здесь, казалось, испокон веков, как и само озеро. И Эби с Джорджем купили пансионат главным образом потому, что здесь было к чему приложить руки – метафора очень подходящая, учитывая, сколько понадобилось сил и средств на ремонт, реконструкцию и обновление.

Эби чувствовала, что Лизетта сердится, от нее словно исходили волны жара – такие сильные, что тонкие серебристые волосы Эби шевелились, будто от ветерка. Эби вздохнула. Лизетта знала, что это когда-нибудь случится, но, понятное дело, пережить такое все равно нелегко.

Лизетта открыла маленькую записную книжечку, висевшую на шнурке у нее на шее. Что-то написала и показала Эби: «Надо было посоветоваться со мной! Долго продлится продажа? Почему ты мне не доверяешь?»

– Не понимаю, Лизетта, чему ты удивляешься. Мы обсуждали это еще в конце зимы. И я подумываю о том, чтобы снова попутешествовать, – сказала Эби.

В последнее время она мечтала съездить в Европу, в Париж, еще раз побродить по его тенистым улочкам. Ей часто снилось, что она потеряла Джорджа и вывести к нему должен большой рыжий одноглазый кот. Он поджидал ее на ближайшем углу улицы. Всегда на ближайшем углу.

– Хочешь, вместе съездим в Париж? Разве не здорово? – спросила Эби, делая вид, будто речь идет об увлекательном приключении. – Твоей матери скоро девяносто. Стоило бы еще хоть разок навестить ее. Как говорят, чем сердиться, лучше помириться.

Лизетта всегда отличалась вспыльчивостью. Эби знала, как вести беседу, чтобы убедить ее, успокоить, пока она окончательно не рассердилась. Но о матери Лизетте говорить не стоило, и поняла это Эби слишком поздно.

«Я никуда не хочу ехать. И тем более в Париж. – Лизетта дважды подчеркнула последнее слово. – Я хочу остаться здесь. Разве этого не достаточно?»

– Достаточно, конечно достаточно, – спокойно ответила Эби.

Она снова ощутила боль в груди и захотела к ней прикоснуться, но при Лизетте не решилась.

– Может быть, новые хозяева откроют здесь клуб с рестораном, а тебя поставят главной на кухне. Или ты захочешь купить себе дом на берегу, когда закончится строительство.

Лизетта несколько долгих секунд пристально смотрела на Эби. «А ты разве здесь не останешься?» – написала она.

– Нет.

«Но ведь ты, как и я, не хочешь уезжать отсюда, бросать наше озеро! Это же наш дом!»

Эби шагнула назад и закрыла дверь, чтобы прохладный воздух из кондиционера не шел наружу. За электричество надо платить, и немало. Дверная коробка перекосилась, так что пришлось помогать себе плечом.

– Конечно, я не хочу уезжать. Но сидеть и наблюдать, как пропадает это прекрасное место, выше моих сил. Ведь почти все наши постоянные гости куда-то подевались. Пансионат разваливается, и я ничего не могу поделать. Лучше уехать сейчас, пока мы все не потеряли – тогда уж волей-неволей придется сказать этому месту «прости». Все-таки лучше, когда есть выбор.

«Это не мой выбор, а твой», – настрочила Лизетта. Показав свою запись, она вырвала листочки и сунула их в карман. Потом она, конечно, сожжет их в печке или порвет на мелкие кусочки и бросит в озеро. Лизетта считала, что сохранять написанное может быть опасно.

Говорить Лизетта не могла из-за врожденного заболевания, зато с детства она выучилась писать и в своих записках за словом в карман не лезла, острый язычок заменив ядовитым пером. Она всю жизнь считала себя виноватой в смерти возлюбленного. Лизетте было шестнадцать. Во время романтического ужина она передала юноше записку, где написала, что тот ее недостоин и она никогда не полюбит его. А на следующий день узнала, что парень повесился в квартире своих родителей. Потрясенная тем, что сила ее, которая прежде могла лишь обидеть кого-то, довела человека до самоубийства, Лизетта в ту роковую ночь пятьдесят лет назад отправилась на мост Неверности в Париже. Мучаясь чувством вины, она хотела покончить с собой. Лизетта считала, что это единственный способ подавить свою злую силу. Для таких решительных и упрямых характеров умереть легче, чем набраться мужества и круто поменять свою жизнь.

Увидев, что Лизетта прыгнула в реку, Эби не медлила. Она хорошо помнила, как пулей помчалась на конец моста и съехала по скользкой набережной в холодную воду. Кругом был густой туман, и Эби закричала, надеясь, что Лизетта отзовется и станет ясно, где ее искать. Течение подхватило Эби и понесло куда-то во тьму; казалось, она плывет не в воде, а в студне. Борясь с подступившей тошнотой и нащупывая хоть какую-то опору, она задела пальцами длинные волосы Лизетты, словно пучок холодных водорослей. Это было чудо! Она ухватила их покрепче и потащила вверх. Едва голова Лизетты показалась над водой, как девушка закашлялась и судорожно вцепилась в Эби, очевидно не соображая, что происходит. Эби подхватила ее, стараясь не отпускать, но течение одолевало, и бороться с ним не было сил. Эби не покидала мысль о том, что надо держаться друг за друга. Если они станут держаться друг за друга, все будет хорошо.