Очевидец. Никто, кроме нас - Николай Александрович Старинщиков

провозгласит свой убийственный приговор. В эффективность правовой системы тогда я сильно верил.

На мне были массивные солнечные очки, и я их не снял, когда вошел в кабинет к Вялову. Но тот узнал меня и сказал, что это я правильно сделал, прикинувшись слепым.

Естественно, эти слова удивили меня. Однако Вялов недолго думая поднялся из-за стола, подошел к шкафу, в котором у него хранился разный хлам, включая вещдоки по старым делам, и вынул изнутри тонкую трость с медным набалдашником.

— Пользуйся, — сказал он. — В сочетании с твоими очками — стопроцентный прикид. А ну, щелкни палочкой, будто идешь по мостовой. Пусть все видят в тебе калеку. Это у них останется в мозгах навсегда. Потом вернешься ко мне и выйдешь опять нормальным.

Предложение было дурацким, но за неимением лучшего, я согласился. Мы вышли из его кабинета, спустились вниз и едва не в обнимку прошли площадью к штабу РУВД: «зеркальная комната» располагалась именно там — в специально оборудованном помещении.

Следователь завел меня в небольшую комнату, усадил перед стеной с экраном и вкратце объяснил, чем я должен здесь заниматься, сидя за столом. Передо мной находился микрофон, видеокамера и еще какая-то аппаратура.

— Твой голос будет изменен, — пояснил следователь. — Я сделаю запись на видео, чтобы предъявить суду, так что уж ты постарайся. И не делай самостоятельных телодвижений — сиди, пока я тебя отсюда не заберу. Запомни, о тебе знаю только я.

— И еще Пеньков.

— Кто? Ах да, прокурор тоже знает, хотя это не имеет никакого значения.

За стеной послышалось шевеление.

— Уже привели? — удивился я.

— Это понятые, — пояснил Вялов. — Сначала мы проведем опознание, а потом, когда понятые уйдут, проведем очную ставку. При опознании будут сидеть трое человек, таких же по возрасту, в одинаковой одежде. И даже цвет волос у них будет одинаковый.

Он говорил банальные истины, о которых все знают из фильмов. Однако со мной это было впервые, и меня слегка потряхивало от напряжения.

— Не мандражируй, Коленька, — похлопал меня по плечу Вялов. — Пусть его самого колотит, а мы на него вместе посмотрим.

Он вышел из комнаты и вскоре образовался по ту сторону экрана. Вдоль стены стоял ряд стульев — на них сидели трое мужиков лет под тридцать, среди которых я узнал Пашу. Из него словно бы выпустили воздух, а на лицо наделю маску послушного гражданина. Верьте мне, люди! В том числе присяжные заседатели! Перед вами жертва несправедливости.

Вялов сел за стол, уставленный аппаратурой. Справа от него находился еще один зеркальный экран, за которым, вероятно, находились понятые, потому что в комнате, где сидел обвиняемый, их не было. Зато тут же сидели, блестя лысинами, трое защитников — они сидели задом ко мне.

— Сегодня мы проведем опознание обвиняемого, — объявил Вялов и стал знакомить участников следственного действия с их правами и обязанностями. Потом предупредил меня об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и дачу заведомо ложных показаний — его голос звучал из динамика.

Я ответил, глядя в камеру, что от дачи показаний не отказываюсь и расскажу все так, как видел собственными глазами.

— У нас ходатайство, — дернулась передо мной одна из голов. — Мы желаем видеть свидетеля, задавать ему напрямую вопросы — так поступают во всем цивилизованном мире…

— Действительно, — поддержал второй. — У нас принцип состязательности… Он нарушен, и мы не можем защищать обвиняемого при таких обстоятельствах, поскольку не видим свидетельских глаз — может, он врет.

— Лапшу вешает… — добавил чей-то невидимый голос.

— Вот именно.

Тройка напрашивалась на комплемент, но я промолчал.

— Еще ходатайства имеются? — спросил Вялов. — Нет? Тогда запишем ваше ходатайство в протокол.

Он придвинул к себе клавиатуру компьютера, наклонился и стал щелкать по клавишам. Потом распрямил спину и объявил, что ходатайство, как не имеющее под собой основания, отклоняется.

— Но как же, — произнесла одна из голов.

Но следователь был неумолим.

— Закон делает приоритетной задачу защиты потерпевших и свидетелей, так что пора бы знать, — сказал он. — А теперь приступим к опознанию.

Вялов посмотрел в мою сторону и продолжил:

— Вопрос очевидцу происшествия. Знаете ли вы лиц, сидящих перед вами? Если знаете, то при каких обстоятельствах познакомились?

— Из троих я знаю только одного, сидящего посередине. Его фамилия — Коньков Павел, по кличке Биатлонист. О нем я узнал одиннадцатого февраля.

— По каким приметам вы его узнали? — задал наивный вопрос следователь.

— Этого борова трудно не узнать, — произнес я, внутренне содрогаясь. — У него на харе написано, что он животное.

Один из лысых обернулся, бегая глазами по зеркальному экрану, но ничего не увидел. И стал орать, что он протестует. Остальные его поддержали.

— Петр Иванович, Петр! — поднял обе ладони Вялов, называя меня вымышленным именем. — Мы же договорились. Я вас понимаю — вы сами едва не стали жертвой, но всё же — скажите! По каким конкретно приметам его узнаёте?

— По носу. Такие носы бывают у спортсменов, а также у людей кавказской национальности, хотя, говорят, такой национальности не существует.

— Можете пояснить?

— Такими носами хорошо дышать при беге на дальние дистанции.

— А! Понятно. И еще по каким приметам?!

— По строению черепа, — вновь не выдержал я. — Подобным рылом хорошо зарываться в землю либо в снег.

Двое статистов, что сидели по бокам от Паши, Больше ничего вам сказать не могу. ись. при беге на долгие дистанции. ет.

е где-нибудь. комились. жет, ночи одиннадцатого февраля. н весело ухмылялись.

— Он это был! — выкрикнул я. — И зовут его Паша Коньков! Больше мне нечего вам сказать!..

— Вот и хорошо, свидетель, так и запишем, — согласился следователь и вновь принялся щелкать кнопками.

— Конечно, — продолжил я, — он изменился с тех пор, похудел. Но это он…

Теперь это был уже не кабан. И даже не поросенок. И это радовало. Паша переживал за собственную шкуру. И оттого исхудал до крайности.

Покончив с опознанием и собрав со всех участников их подписи, Вялов приступил было к очной ставке, но адвокаты заупрямились. Им потребовался перерыв — покурить, сбегать в туалет, а также поговорить с подзащитным относительно тактики дальнейшего поведения. У них это на лицах было написано.

— Хорошо, — вынужденно согласился следователь. — Через пять минут собираемся. Конвой!

Дверь отворилась, и в помещение вошли трое парней в милицейской форме. На Пашу надели наручники, вывели в соседнюю комнату.

Почти через час началась очная ставка. Паша гундосил про то, как его, безвинного человека, милиция привезла в ближайший лес.

— На этом месте подробнее, пожалуйста, — требовал Вялов. — Привезли, значит, в лес… В какой, если не секрет? И что было дальше?

— Стали унижать мое