Пули отливают из ненависти - Кирилл Казанцев

– Отказал… – смутился оперативник. Грешен, что уж тут… Получил в метеоцентре справку о том, что в день кражи в районе авиазавода проходил узкой полосой ураган, который и унес эти самые вещи.

– Шоколадку отдал? – понимающе ухмыльнулся Самсонов.

– Конфет коробку… – Игорь вдруг почувствовал, как горят его уши.

– Понятно – кризис… – с глубокомысленным видом кивнул Самсонов. – И вот это ты не считаешь ерундой?..

– Работа такая… – пробормотал Игорь, сам понимая, насколько неубедительно звучат его слова.

– Для выполнения такой работы нужны соответствующие ей исполнители, – назидательно поднял палец полковник. – Их хватает, поверь. И использовать тебя для получения липовых справок – идиотизм полнейший. Это все равно, что компьютером гвозди забивать.

Некоторое время сидели молча. Полковник прихлебывал чай, а Игорь размышлял над его словами.

Действительно, в последнее время он чувствовал, что в маленьком поселке ему просто тесно. Нет простора для маневра, нет интересных, сложных дел, в работе над которыми требуется максимальная концентрация, полная отдача всех сил и знаний. Как тогда, прошлым летом…

– У меня в день в среднем – два убийства по городу, – не глядя на Михайлова, неожиданно продолжил полковник. – Из четырех мы раскрываем три. Это – хороший показатель. Не только по области, но и в целом по стране. Вот только это четвертое… Оно ведь одно первых трех стоит. По сложности… Получается, что каждый четвертый убийца, самый опасный, самый дерзкий, остается на свободе. И может продолжить свой промысел…

Владимир Семенович опять замолчал, буквально уткнувшись носом в кружку с уже остывшим чаем.

Игорь тоже помалкивал. Каких-то вопросов начальник не задавал, а высказывать свое мнение по поводу им сказанного… Ну, это, по меньшей мере, нескромно. Не к лицу лейтенанту, пусть даже и старшему, советовать полковникам. Да и не нужен Самсонову совет…

– Значит, так! – полковник решительно отодвинул кружку на край стола. – Предлагаю только один раз – второго не будет. Так и сгниешь в этих развалинах, разбирая кражи старых трусов и родственные поножовщины. А я… Я предлагаю тебе должность «важняка» в городском розыске. Формально – у Кривцова. Фактически… Я хочу, чтобы ты занимался вот этими четвертыми. Сам. В роли вольного стрелка, блуждающего форварда – называй как хочешь. Что скажешь?

– Подумать надо… – Игорь откровенно растерялся.

Действительно, такие предложения делаются только один раз в жизни. И откажись он сейчас, его поведение можно будет расценивать только с одной позиции – зажрался молодой, оборзел, работая без году неделя или, как говорят в розыске, «два понедельника», вообразил себя комиссаром Мегрэ, Шерлоком Холмсом и миссис Марпл в одном лице.

– Думай, – благосклонно кивнул Самсонов. И, демонстративно взглянув на часы, добавил: – У тебя – пять минут.

Как ни странно, но только в эти минуты Игорь думал не о том, что придется расстаться с ребятами, к которым он привык, с которыми почти сроднился. И не о том, что придется оставить ставшее вторым домом отделение. Да, он терзался сомнениями… Но эти сомнения укладывались в одну фразу: «Справлюсь или нет?»

Самсонов опять взглянул на часы:

– Ну, я жду ответа…

– Я согласен, – просто ответил Игорь. Конечно, он не был уверен, что справится… Но ведь не попробовав, не узнаешь точно…

– Рапорт! – прихлопнул ладонью по столу Самсонов.

«С предложенной мне должностью старшего оперуполномоченного по особо важным делам ОУР УВД города Красногорска согласен» Дата. Подпись. Всего лишь лист бумаги с несколькими строками рукописного текста. Лист, который в очередной раз менял судьбу молодого оперативника… К лучшему ли?.. К худшему? Как знать…

Дверь кабинета Михайлова широко распахнулась. На пороге стоял майор Пильников, заместитель начальника отделения по оперативной работе.

– А мне говорят, Владимир Семенович здесь! – ухмыляясь, начал Напильник, как называли зама подчиненные. – А ко мне уже и не заходит! Кое-как нашел!

– Ты кстати, Витя, – обрадовался Самсонов. – Подпиши.

Написанный Игорем рапорт лег перед Пильниковым. Тот пробежал глазами текст, сурово взглянул поверх очков на Михайлова:

– И что это значит, Игорь Николаевич?..

– А ты что, читать разучился?! – влез Самсонов, переключая внимание Пильникова на себя. – Там все написано, ясно и четко! Большому кораблю – большое плавание! Давай, подписывай!

– Подписать? – Напильник ехидно ухмыльнулся. – Да запросто!

Достав из кармана авторучку, написал в нижнем углу: «Категорически возражаю!» И расписался.

– Вот! Получите, Владимир Семенович! – не скрывая торжествующих ноток в голосе, передал он рапорт Самсонову. – Большому кораблю – большая торпеда!

Полковник повертел лист в руках, сокрушенно покачал головой:

– Ох, Витя-Витя… Похоже, зря я на тебя время тратил… Ничему-то ты не научился.

Положил рапорт на стол, склонился над ним. В правом верхнем углу появилась еще одна резолюция: «ОК! В приказ!»

Полюбовавшись на собственный автограф, Самсонов спросил как бы между прочим:

– Как ты думаешь, Витя, чья подпись окажется решающей?..

– Это нечестно, Владимир Семенович! – обиженно поджал губы Пильников.

– Ты это о чем, Витя? Странно даже слышать такое слово…Тем более от тебя… – удивился Самсонов. И, обращаясь уже к Игорю, приказным тоном: – Ты, Михайлов, готовь дела к сдаче. Думаю, что на той неделе уже поставим в приказ. Так что постарайся не затягивать…

На ходу укладывая рапорт в папку, направился к двери. Уже на пороге оглянулся и сказал насмешливо:

– А чай, Михайлов, у тебя ни к черту! Зря я, наверное, тебя в свое время не уволил. Возись теперь с тобой…

«Где эта улица, где этот дом? Где эта барышня, что я влюблен?..» – безостановочно, как замкнутая в кольцо магнитофонная лента, крутилось в голове Глеба. Немудрящий мотивчик из старого, давно позабытого кинофильма пристал репьем с самого утра и не давал покоя весь этот долгий день.

Улица и дом – вот они. Глеб видел их перед собой. А барышня… Барышни в этом доме не было. Так же, как и любви. Может, конечно, и была… Когда-то давно, в той, прошлой жизни. Или это просто казалось любовью?..

Все эти годы, долгими бессонными ночами, он искал ответ. И не находил его. Как могло получиться, что все, что было ему дорого, что представляло для него реальную, непреходящую ценность, рухнуло в одночасье?.. Как получилось, что он остался – точнее, был брошен – один на один со своей бедой?..

Бедой ли?.. Он еще и еще раз прокручивал в голове, как надоедливый рекламный ролик, одно и то же. И думал – а мог ли он тогда поступить иначе?.. И сам себе отвечал, твердо и уверенно – нет. Не мог.