Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель - Мэри Стюарт

Под сумрачными сводами было замечательно прохладно. Дженнифер замедлила шаги, с признательностью глядя на холодные камни, дарящие желанную свежесть. Несколько пологих ступеней по левую руку вели в вымощенный плитами коридор; чуть дальше впереди виднелась темная дверь, рядом свешивались по стене колокольные веревки, – по всей видимости, это был вход в церковь. На противоположной стороне находилась еще одна дверь, которая, как выяснилось позже, вела в трапезную и кухню, а над ними, на втором этаже, располагались кельи сирот и послушниц.

Юная провожатая быстро поднялась по ступеням, ведущим в центральную часть здания, где, очевидно, размещались основные службы. Здесь их снова встретило солнце, правда на этот раз его блеск смягчали роскошные узоры витражей – павлиний хвост теней с золотыми, нефритовыми и аметистовыми пятнами расстилался по плитам вестибюля, достигая нижних ступеней мощной каменной лестницы.

– Мне кажется, – начала Дженнифер, но ее спутница почти бежала по коридору. – Мне кажется…

Испуганно взглянув на нее, девочка устремилась дальше, ее голые ноги быстро мелькали, расцвеченные россыпью гранатовых, янтарных и изумрудных оттенков. «Стойте, ждите, идите», – смятенно думала Дженнифер, заталкивая миссис Радклиф обратно в преисподнюю, откуда та упрямо высовывалась. Дженни поспешила вперед, цветные пятна скользнули с ее платья и погасли в полумраке облицованных панелями стен лестничного марша, по которым были развешаны небольшие и явно посредственные картины со смутно проступающими под толстым слоем лака изображениями святых. Конечно же, святой Себастьян, в изобилии утыканный стрелами, и святая Тереза, чудом только и удерживающаяся на своем облаке; третья фигура совсем туманно проступала сквозь темную лакировку, зато хорошо было видно ее окружение, состоящее из голубей, гусей, аистов, снегирей и еще каких-то птиц вроде австралийских попугаев… Святой Франциск со товарищи остался позади, и Дженнифер, догоняя свою провожатую, вошла в длинный коридор второго этажа. Солнечные лучи беспрепятственно проникали сюда сквозь простые оконные стекла, ярко освещая побеленные стены и ряд светлых дверей. В нишах между окнами тоже располагались фигуры святых, которые выигрышно отличались от мрачных живописных изображений на лестнице. Яркостью своих ало-голубых с позолотой нарядов эти небольшие статуи соперничали с веселым разнообразием живых цветов, расставленных у их подножий.

Миссис Радклиф, пораженная в самое сердце, зачахла и растаяла в этом изобилии света, и Дженнифер с непреклонной решимостью, которая заставила сироту замереть посреди коридора, проговорила:

– Постой, пожалуйста.

Девочка обернулась и посмотрела на нее.

– Смогу я все же увидеть сегодня мою кузину?

Вместо ответа, к изумлению Дженнифер, сиротка вдруг взвизгнула и крепко зажала рот руками. В ее голубых глазах по-прежнему было испуганное выражение. Она судорожно вздохнула и ничего не сказала.

– Но послушай, – начала Дженнифер и, поскольку беспокойство ребенка передалось ей, встревоженно закончила: – Что-то случилось? Может, кузина больна? Ведь мадам Ламартин у вас, правда?

Девочка, все еще зажимая ладошкой рот, прерывисто дышала, и тут Дженнифер совсем смутилась и испугалась, увидев, что эти распахнутые печальные глаза полны слез. Она склонилась к девочке, но та увернулась и со всех ног бросилась бежать по коридору. Звук ее шагов быстрой чечеткой скатился по лестнице, удаляясь, простучал по плиточному полу вестибюля и затих.

Брошенная в пустынном коридоре, Дженнифер некоторое время ошеломленно смотрела вслед убегающей девочке, потом, мысленно встряхнувшись, огляделась.

Справа тянулся ряд закрытых дверей, слева – святые, пребывающие в нерушимом спокойствии, а в самом конце солнечной галереи, в тупиковой стене, была еще одна особая дверь. О том, что эта дверь не простая, можно было догадаться по затейливым накладкам чугунного литья, украшенным завитушками. Наверняка за ней находится комната настоятельницы, туда, видимо, и вела ее девочка. Однако Дженнифер стояла в нерешительности – глубокая тишина вокруг действовала угнетающе. Надо было дойти до конца коридора и просто постучать в ту дверь, но с каждой минутой это казалось все более невозможным. Здешнее безмолвие пугало – Дженнифер вдруг вспомнила, что с момента их встречи девочка не произнесла ни слова. «Может быть, это такой монастырь, в котором все дали обет молчания, – в тоске размышляла Дженни, все еще стоя посреди коридора. – Трапписты – так они называют себя… или орден траппистов – мужской? Да кто же все это запомнит?..»

Но тут волосы у нее на затылке зашевелились, точно по ним пробежал сухой ветерок. Она спиной почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Дженнифер оглянулась и увидела лишь ясные карие глаза святого Антония, улыбающегося ей с высокого постамента в окружении иммортелей и погасших свечей. Святой Антоний, нашедший утраченное… В его застывшей улыбке не было ничего, что могло вызвать у Дженнифер недавний мистический страх. Отвернувшись, Дженнифер встретила взгляд неподвижной черной фигуры, стоявшей, точно еще одна статуя, в проеме распахнутой двери. Но ведь только что дверь была закрыта! И эта статуя глядела живыми, настоящими глазами.

Одуряющее безмолвие этого странного места сделало свое дело: мозг Дженнифер на мгновение отключился, отказываясь воспринимать тот очевидный факт, что перед ней наконец появилась одна из обитательниц монастыря, которая могла прояснить ситуацию. Внезапное появление монахини в длинном черном облачении привело Дженнифер в состояние шока: что-то болезненно сжалось внутри, кровь отхлынула от сердца, она перестала понимать, что к чему. Разве она не ожидала, что в этом залитом солнцем коридоре появится монахиня в полном облачении? Но, видимо, такова была магия высокогорной долины, гнетущего молчания монастыря и необъяснимого поведения сироты, что, охваченная предчувствием чего-то ужасного, Дженнифер восприняла черную монахиню как призрак, явившийся прямо из Средневековья, из времен инквизиции.

В следующее мгновение монахиня заговорила, превратившись из призрака в высокую женщину с неприятным и властным голосом:

– Buenos dias, señorita[8]. Преподобная мать настоятельница сейчас занята, но, наверное, я смогу быть вам полезной. Пожалуйста, проходите.

Комната, куда вошла Дженнифер, как, впрочем, и монастырь в целом, носила все тот же отпечаток бедности. Скудная обстановка маленькой квадратной кельи состояла из узкой кровати, жесткого стула, комода и аналоя. Выскобленных до белизны половиц никогда не оскорбляла щетка полотера, а незатейливый аналой точно специально располагался так, чтобы взгляд молящегося был обращен не к прекрасной перспективе залитых солнцем горных лугов, а утыкался в грубо вырезанное распятие, со всей очевидностью напоминавшее о том, что оно есть орудие пытки. «Этот дух святости, – подумала Дженнифер, проходя в сумрачную стерильность комнаты, – слишком сильно отдает власяницей». Если для сестер монастыря Богоматери Гроз такая жизнь была привычной, то Джиллиан она подходила менее всего.