Дело Арбогаста - Томас Хетхе

— Но где этот пресловутый ремешок? Его никто в глаза не видел!

Винфрид Майер, адвокат Арбогаста, выкликнул этот вопрос во весь голос. Он сидел в одиночестве на галерке, и журналистам пришлось глядеть на него из партера снизу вверх. Эстерле, на протяжении всей пресс-конференции расхаживавший по подиуму, ответил без промедления.

— Тот факт, что орудие преступления так и не было найдено, ровным счетом ничего не меняет, дорогой коллега, не меняет буквально ничего в безукоризненных выводах профессора Маула. И, кроме того, вам прекрасно известно, что в нашей округе убийцы расправились уже с четырьмя беженками. Эти женщины и впрямь являются беззащитными жертвами!

Как и в ходе процесса, стоило Эстерле повысить голос, как речь его становилась несколько невнятной. Зная об этом недостатке, он старался держать себя в руках — и все же последнюю фразу выкрикнул во всю мочь. Две жертвы из вышеупомянутых четырех ему довелось повидать воочию. И ни по одному из дел не удалось выявить конкретного подозреваемого. Иногда Фердинанду Эстерле снился сон: убийца с улыбочкой на губах подкрадывается к нему, шутливо похлопывает прокурора по спине и шепчет ему на ухо свое имя, разобрать которое Эстерле однако же не удается, потому что в последний момент он отшатывается, испуганный невыносимым смрадом изо рта убийцы.

— Эти женщины и впрямь являются беззащитными жертвами, — повторил он, на этот раз — несколько спокойней.

Адвокат Майер не нашел достойного ответа. С тех пор, как процесс в ходе выступления обвинителя пришлось прервать из-за того, что защитнику стало дурно (в результате, как он полагал, недолеченного гриппа), его самочувствие не улучшилось. Приступы слабости накатывали на него не часто, но позитивной динамики в течении его болезни не было. Тридцатилетний адвокат — по здешним, грангатским, меркам, звезда — смотрел с галерки на журналистов, которым он своим недавним выкриком дал тему для новых вопросов и торопливых карандашных записей. Армия журналистов была экипирована зонтами, портфелями-“дипломатами” в шашечку и портативными пишущими машинками. Уже около часу дня всем им предстояло отправиться скорым поездом в Карлсруэ.

— Естественно, — ответил Эстерле на само собой разумеющийся вопрос, — Ганс Арбогаст вполне может оказаться и убийцей Крюгер. В конце концов, тела Крюгер и Марии Гурт нашли практически на одном и том же месте. Так или иначе, прокуратура планирует дальнейшие следственные мероприятия и по этому делу с тем, чтобы при необходимости выдвинуть новое обвинение. Возможно, именно Арбогаст и является тем самым серийным “убийцей с шоссе”, который наводит страх на всех, кто ездит по дорогам этой федеральной земли.

Поначалу казалось, будто дело закончится вынесением сравнительно мягкого приговора. Еще на прошлой неделе, давая интервью молодому Паулю Мору из “Бадишер Цайтунг”, прокурор согласился с журналистом в том, что речь в худшем случае может идти о нанесении тяжких телесных повреждений со смертельным исходом. Именно это преступление он и вменил обвиняемому в вину в ходе своей речи, хотя к тому времени обстоятельства уже изменились, причем самым радикальным образом. И началось это, возможно, с буквально из пальца высосанного подозрения, которое Эстерле огласил в суде и повторил сейчас на пресс-конференции, — с подозрения в том, что Арбогаст, не исключено, является тем самым серийным убийцей, который вот уже три года выискивает жертвы на практически безлюдных шоссе. Никаких доказательств не было — и все же настроение публики в зале суда внезапно переменилось. Мать обвиняемого, давшая ранее свои показания в спокойном тоне, а затем безучастно сидевшая в зале на протяжении всего процесса, внезапно разрыдалась, и дочери пришлось вывести ее в коридор. В зале заерзали, принялись перешептываться, и, стоя спиной к Арбогасту, прокурор понял, что тот засуетился, чтобы не сказать заметался.

Однако воистину решающий и совершенно неожиданный перелом наступил после оглашения выводов экспертизы профессора Маула. Уже начало смеркаться, однако света еще не включали, — и Майеру показалось, что и профессор Маул уловил перемену в настроении публики. Адвокат посмотрел в зал на стоящую чуть в сторонке скамью, на которой расположился эксперт со своими вспомогательными и наглядными материалами и таблицами. Произнося речь, он шевелил белыми пухлыми пальцами над фотографиями покойной, и пальцы эти походили на усики хищного насекомого. Поначалу Майер держался рассеянно, даже несколько небрежно, однако письменные выводы экспертизы, с которыми адвоката ознакомили заранее, не имели ничего общего с тем, что произнес профессор Маул в зале суда. Майеру почудилось, будто шевелящимися пальцами эксперт втягивает сгустившуюся меж тем атмосферу, будто он улавливает не что-нибудь малозначащее, но сам дух времени. И если в первые минуты кое-кто посматривал на профессора с насмешливым недоверием, в конце концов ему, затаив дыхание, внимали все. Подзащитный Майера, почувствовав это, заметно занервничал; пару раз он осмелился даже перебить эксперта, получив за это выговор от судьи и никоим образом не улучшив собственного положения.

Майер обхватил лицо руками. Вновь и вновь спрашивал он себя, не слишком ли разволновался он сам из-за широкого интереса, проявленного к процессу публикой, из-за тесноты в зале и шумной общенациональной огласки; не эта ли суета, не присутствие ли федеральной прессы спровоцировали его на ошибку, а именно на то, что он не настоял на приглашении другого эксперта, который мог бы прооппонировать первому? Мыслями он вновь и вновь возвращался к этой решающей минуте и без устали корил себя за то, что не сделал соответствующего запроса с надлежащей настойчивостью и обоснованностью. Ошибка, думал он, пряча лицо в ладонях, какая ужасная ошибка, и не замечал при этом, что вовсе не все журналисты ловят каждое слово из уст прокурора. Пауль Мор посмотрел на адвоката и поневоле удивился его безвольному поведению и позе. А Эстерле продолжал свои пояснения:

— Арбогаст одержим жаждой убийства. Арбогаст самый настоящий садист. А по сути дела, изверг. Хищный зверь, заглатывающий добычу, едва той вздумается оказать сопротивление.

Повторив эти слова, которые он уже произнес в прошлую пятницу, начав ими обвинительную речь, Фердинанд Эстерле сделал сейчас паузу. Казалось, он сам оглушен тяжестью собственных обвинений; даже адвокат смотрит на него, не отрывая глаз. Фотографий жертвы Майер сейчас припомнить не может, и на мгновение он готов согласиться со всем, что говорит прокурор. Когда Катрин Арбогаст обратилась к нему с просьбой взять на себя защиту ее мужа, он согласился прежде всего потому, что некогда учился у ее отца, преподавателя математики в грангатской гимназии. С насильственными преступлениями он до той поры практически не сталкивался и никогда не видел снимков с места преступления. Первой его мыслью было: это маньяк, это извращенец. Самой Катрин он фотографий так и не показал, да и никому другому тоже. Семье Арбогастов и так пришлось не легко.

— Все говорит за то, что Арбогаст умертвил Марию Гурт медленно, умертвил, истязая и мучая, умертвил, разжигая собственную похоть ее страданиями. Подобное поведение вполне соответствует его натуре, ибо Арбогаст по природе своей человек грубый и жестокий, с выраженными садистскими наклонностями.