Мистериум - Эйдэн Лунро

свою сестру далеко, далеко, и он сделает её самым счастливым человеком на свете. Он будет много работать и зарабатывать много денег, чтобы Севиль могла, сколько её душе угодно, покупать маски и клубник. Она будет счастлива, а значит и он будет счастлив.

Всё это время, прожитое в приюте, он старался заменить ей и мать и отца. Но на самом деле, он был всего лишь пятнадцатилетним мальчишкой, на пять минут старше сестры. Но он слишком сильно любил Севиль, и не представлял без неё ни секунды своей жизни. Кроме неё у него ничего и никого не было. И если с ней вдруг что-то случиться, то он… он… нет, об этом даже думать не стоит. Пусть всё плохое, что может случиться с ней, случиться с ним. Она должна быть счастлива и точка. Лишь так он тоже сможет быть счастливым.

Раздумывая над всем этим, Эмиль даже не заметил, как стемнело. Он посмотрел на настенные часы, висевшие над дверью. В этот самый момент тоже самое сделала и Севиль. Было восемь часов вечера. Через час в комнату вошёл Шарль. В этот момент Эмиль перечитывал историю музыки семнадцатых-восемнадцатых веков. Читал он её только тогда, когда его наказывали. И если честно, то он мог бы пересказать всю историю музыки семнадцатых-восемнадцатых веков наизусть, ни разу не поглядывая в содержимое книги…

– Как Севиль? – спросил юноша, не поднимая взгляда от книги.

Шарль стянул с головы футболку, швырнул на кровать и сел на стул. Шарль был светловолосый мальчик-романтик, с чуть длинноватым носом, характерным для некоторых французов, и россыпью веснушек на щеках. И худой, как щепка. В приют он попал в трёх годовалом возрасте и славился под прозвищем Шарль-Марль, или же просто Щепка.

– Она после тебя, как всегда, язык не прикусила, – отозвался Щепка.

Эмиль отложил книгу и вздохнул, потёр пальцами глаза, наморщил нос.

– Ах, Сив, никак не могу ей втолковать! Тоже наказана?

– Да, – кивнул Шарль.

Встал, открыл свою половинку шкафа, извлёк оттуда чистую одежду и полотенце.

– Я в душ, – бросил он и вышел из комнаты.

***

Севиль отложила кяманчу, сунула его в футляр и повесила среди масок на стене. Маски она расклеила по всей стене. Ну а где ещё ей их держать? Решила принять душ. Наказание, наказанием, а душ они не могут ей запретить. Через сорок минут она вернулась в комнату. Там сидела, скрестив ноги, на кровати, в цветастой пижаме Зарема. Она любила всё цветастое. Это была девчонка с бледной кожей и раскосыми глазами. Волосы её были длинными, прямыми и чёрными. В руках у неё была тетрадь и ручка. Она что-то туда записывала. Наверное, закорючки всякие рисует, или пишет как она без ума от Шарля-Марля.

Ничего не сказав, Севиль протёрла влажные волосы полотенцем, натянула на себя пижаму, состоящую из маечки и шортиков, из шёлковой ткани и кружевной вышивкой по краям. Пижама была сиреневого цвета с изображениями маленьких клубник. Залезла в постель, накрыв себя с головой одеялом. Всё-таки осень, холода. Особенно ночью. Через четверть часа Зарема отложила тетрадь и ручку, подошла к двери, выключила свет и тоже легла, натянув одеяло до самого подбородка.

Сив зевнула и перед тем как закрыть глаза и заснуть, пожелала никогда ею не виденным родителям спокойной ночи. Было десять тридцать ночи. Севиль и Эмиль ещё не заснули, хотя крутились в постели не первый час. Они оба ворочались с бока на бок, и получилось-таки заснуть через добрых два часа. Эмиль не засыпал, потому что думал о том, почему его сестра до сих пор не явилась. Заснул он в ожидании её прихода. Севиль не засыпала так долго, потому что пыталась вспомнить что-то, но не могла. Она точно что-то забыла, но вот что не знала. И так и заснула не вспомнив.

Три часа ночи. Севиль резко распахнула глаза. Она вдруг вспомнила, о чём забыла. Она же обещала брату, что придёт! Тот, наверное, волнуется. Она тихо, стараясь не шуметь (а потому кровать злорадно заскрипела) встала на цыпочках направилась к двери, на ходу чуть не перевернув всю мебель в комнате, надела шлёпки. Слава богу, Зарема спала как убитая. Распахнула дверь и вышла, тихонько её затворив. Странно, но дверь не скрипнула, не издала не единого шума, а закрылась, словно вообще не открывалась. Девушка медленно подкралась к соседней комнате под номером двадцать шесть. И хотела было занести руку на ручку двери, но замерла. Её слух уловил какой-то шум. Она прислушалась. Звуки были какие-то странные, чарующие, словно кто-то не то выл, не то пел. Интересно, кому не спиться в это время? Севиль стало очень и очень интересно. Но самое главное то, что она не смогла понять то, что шум этот привлекал её слух. Ей хотелось пойти к его источнику. Она оглянулась по сторонам, на цыпочках подбежала к лестнице, бесшумно спустилась на второй, а потом на первый этаж. В коридоре свет не горел, а лишь через окна пробивал лунный свет. У Севиль получилось преодолеть такой длинный путь, довольствуясь лишь лунным светом, без единого шума, ни скрипнув, ни одной ступенькой или доской. Поверьте, это было невозможно. Чтобы вытворить такое, нужно было иметь сверх способности, или же уметь летать, а девчонка не могла ни того, ни другого. Но Сив, не обратила внимания на этот странный факт. В любое другое время, может и обратила бы, но не сейчас.

Сейчас её привлекал и увлекал за собой странный непонятный шум. Она тихо, с чувством взломщика сейфов, открыла замок на парадной двери и вышла в прохладу осенней ночи. Вдохнула поглубже ночного воздуха, аж в носу защекотало, и поёжилась. Надо было надеть что-то потеплее. Но возвращаться было лень. Да и вдруг кто-то заметит? Шум исходил от озера. А озеро находилось на заднем дворе. Севиль обогнула здание, подошла к озеру. И замерла.

Прямо на поверхности водной глади у самого берега стояла, а точнее лежала дверь. Порог её упирался о берег. Дверь была тёмная, но какого-то не понятного оттенка. Точно, какого цвета именно была дверь, Сив, не поняла. Наверное, не для её человеческих мозгов цвет этой двери, подумалось девчонке. Она с опаской подошла к берегу, вытянула шею, дабы получше разглядеть дверь. Интересно, кто её сюда кинул? Дядя Вась что ли? Но зачем? Шум исходил от двери. А точнее из-под двери. Какой-то вой, словно выл сам ветер бесконечности на просторах пустыни. И делал он это очень даже мелодично. Прям сиди