Счастье в смерти - Елена Васильева

К операции Ники готовилась три месяца, бесконечные анализы, исследования и таблетки, она очень похудела, её золотистая кожа стала цвета земли. Глаза провалились и стали еще темнее, она постоянно мерзла. Я подарила ей теплый плед, он был очень мягким и пушистым.

— Теперь и умереть не страшно. — Сказала Ники, прижимая плед к себе.

Мы с ней все больше времени проводили вдвоем, она вдруг охладела к Бену и виделась с ним раз в неделю. Она мне постоянно говорила, что таблетки в ней глушат человека и ей не хочется любить. Но я смотрела на неё и видела, что её глаза говорят другое. Однажды вечером мы с ней сидели на балконе и разговаривали, через несколько дней она ложилась на операцию.

— Знаешь, кажется, это мне дано, чтоб я прекратила заморачиваться и жить по полочкам. Надо жить как ты, легко в мечтах и идти вперед. Я постоянно гонюсь за жизнью, если она мне чего-то не дает, то я это все равно беру, хоть и потом мое желание остывает. Надо жить без спешки, ничего не продумывать наперед.

— Конечно, это ты сейчас так говоришь, а когда все пройдет, ты скажешь, Мил ты опять в мечтах, пора взрослеть.

— А если не пройдет, если я умру? Мил я про это думаю постоянно, я устала показывать себя сильной. — Я боялась этого вопроса, я хотела заткнуть уши. Не дожидаясь моего ответа, она добавила. — Мне очень страшно, голова болит постоянно, таблетки спасают на время, они дают мне немного поспать ночью. Но мне и, правда, страшно. Мил я не хочу, чтоб моя жизнь закончилась. И Бен я безумно скучаю, но хочу, чтоб он остыл, и моя потеря для него не будет ударом. Я не хочу уходить. Я хочу быть с тобой, хочу видеть твою первую любовь, я не могу тебя оставить, и родители, мама плачет каждую ночь. Мил, я боюсь, я устала, я не хочу умирать, но мне снятся страшные сны, и, кажется это конец. Я не могу, и не хочу уходить так рано, почему я? Я не понимаю, за что это мне? Я так люблю жизнь, она такая прекрасная, столько моментов которые можно прожить. А как мои родители, мама и папа они не переживут, не представляю, как им будет сложно.

Ники замолчала и начала плакать. У меня текли слезы, и кроме одной фразы, мне нечего было сказать.

— Мы справимся, я тебе обещаю, мы ещё отметим твоё столетие.

Но не я, ни она не были уверенны в этих словах. Мы с ней посидели на балконе, и пошли домой ложиться спать, Ники пошла, пить таблетки, чтоб поспать. Вернувшись домой, я просидела до утра в прихожей, я не спала, а просто сидела и смотрела в никуда. Столь страшное чувство страха меня поглотило. Я все твердила себе, ты не должна думать о смерти, ты должна быть сильной.

Настал момент операции, она длилась, долгие шесть часов, но прошла успешно, и мы были очень рады. Мы с её родителями и Беном купили цветы, разные сладости, фрукты и приехали к ней, когда её перевели в палату. Папа Ники, заплатил за отдельную палату с телевизором и душем, там было уютно и красиво. Мы ехали и веселились, мы думали, что все позади. Что все прошло мимо нас.

— Как я соскучилась, Бен ты просто не представляешь.

— Я тоже соскучился по моей Николь.

Ники встретила нас с улыбкой, но вид был измученным. Ники, смотрела на нас, как мы ставили цветы в вазу, как доставали фрукты, сладости. Она долго молчала, потом сказала:

— Мне больше ничего не нужно в этой жизни, мама, папа, Мил и Бен, все, что нужно для жизни.

— Николь ты забыла про шоколад. — Я показала ей, её любимый шоколад.

— Тогда вы можете идти, если есть шоколад, то больше ничего ненужно. — Сказа это, Ники улыбнулась.

Спустя тридцать дней её отпустили домой, на пару дней. Опухоль, к сожалению, оказалась злокачественной, организм Ники должен был подвергнуться химиотерапии. Все это время она должна быть в больнице, а потом врачи сказали, что будут наблюдать реакцию на терапию и возможно переведут на домашнее содержание.

Настал тот момент, когда Ники вернулась домой, перед самым сложным и длительным процессом выздоровления. Операция прошла успешно, а значит, химиотерапия тоже пройдет успешно. В детские умы никак не хотела проникать мысль о смерти. Хотя смерть — это переход из одного состояния в другое, никто не знает, что происходит дальше.

Мы с ней сидели на балконе, укутались одеялом и радовались, что все прошло успешно, мы почти не разговаривали, но каждая на тот момент мечтала и думала о своем. Ники выглядела очень уставшей, её скулы стали четко выпирать, она очень похудела. Кожа была цвета земли, глаза совсем не блестели и волосы потускнели. А на голове был шрам, который она прятала под капюшоном.

— Мил, мне так хорошо сейчас, здесь с тобой, когда мне поставили укол, чтоб я уснула. Я увидела тот отрывок, из нашего детства. Когда мы только познакомились, ты бежала к нам и упала. А я подумала, что за солнышко к нам бежит, твои волосы цвета солнца, разлетелись вокруг тебя. Подняв голову, чтоб посмотреть на тебя и все было понятно, что мы будем дружить вечно. Твои разбитые колени и твой озорной характер всё решил, это будет дружба на вечность. Я очень рада, что повстречала тебя тогда.

— Я тоже это поняла сразу и рада, что мы встретились в этой жизни.

— Мил мне всё ещё страшно, кажется, что боль вот, вот вернётся и всё это лечение зря. Все эти мучения, этот шрам он уродует меня, мне кажется, моя кожа никогда не станет прежней. А волосы, их я вообще скоро потеряю и буду лысой.

— Нет родная моя, все будет хорошо, если всё прошло успешно не может быть, что что-то ухудшится. И твои волосы они отрастут, и ты будешь самой красивой, самой прекрасной девушкой, здоровой и счастливой, да Ники так и будет.

Долгие годы я была совершенно одна. Я углубилась в учебу, лишь бы не чувствовать эту тупую боль одиночества и безысходности. Меня сторонились почти все люди, я выглядела печально, мои родители пытались помочь, но все безрезультатно. Я была в глубочайшей депрессии, я не могла справиться с её утратой. Она меня не покидала, я думала днём, и ночью