Самые темные дороги - Лорет Энн Уайт

– Так и справляется, работая с психотерапевтом. Вы обе делаете маленькие шаги навстречу друг другу. Так или иначе, Лив, мы все пытаемся чего-то добиться в жизни, а что еще нам остается?

Оливия закусила губу и кивнула.

– А в следующий раз пусть она обязательно возьмет с собой радиотелефон, чтобы оставаться на связи.

Оливия снова кивнула. За исключением некоторых уголков, включая участок вокруг дома, мобильная связь здесь практически отсутствовала. Оливия напряглась, когда на подъеме внезапно появился свет прожекторной фары. Снегоход. Он подскакивал на взгорках, потом свернул на подъездную дорогу и с ужасающей скоростью заскользил к дому.

– Я собираюсь задать этому Рикки Саймону хорошую взбучку за такой стиль вождения, – отрезала Оливия, направляясь к двери. – Он может погубить их обоих.

Оливия поспешно спустилась по лестнице в прихожую и распахнула большую деревянную дверь как раз в тот момент, когда снегоход затормозил у самого крыльца. Оливия вышла на крыльцо, и ее моментально окатило холодом. Водитель рывком сорвал с головы шлем, не глуша двигатель. У Оливии упало сердце.

Это был Дэйв Бранниган, наемный работник у них на ранчо. Он тяжело дышал, выпуская облака пара, оседавшие инеем у него на лице.

– Пожар! – крикнул он из-за рокота двигателя. – Хижина Ноя Норда охвачена огнем! Нам нужны добровольцы, пока пожарные с мотопомпами не приедут из Клинтона, а это займет около часа по таким дорогам.

Коул вышел на крыльцо и встал рядом с Оливией.

– А что с Ноем?

– Думаю, он все еще внутри. – Бранниган вытер лоб ладонью в перчатке. – Вы созовете добровольцев, которые могут приехать туда? Я направляюсь на ранчо Хогена и посмотрю, сможет ли Эш оказать помощь. Буду на связи по рации.

Он водрузил шлем на голову, опустил козырек и с ревом тронулся с места. Прожекторная фара его снегохода узким лучом прорезала снежную тьму.

Коул посмотрел в глаза Оливии. Она понимала, что оба они думают примерно одно и то же: состарившийся пьяный отставной полицейский сержант в очередной раз напился, опрокинул керосиновую лампу и в конце концов спалил свою ветхую бревенчатую хижину вместе с собой.

– Я начну звонить, а ты подготовь снаряжение, – сказал Коул, развернувшись и шагнув обратно в дом. Но когда Оливия собралась последовать за ним, на подъездной дороге появился еще один снегоход. Этот ехал медленнее.

Рикки и Тори остановились перед домом; двигатель снегохода натужно кашлял и изрыгал клубы бензиновых выхлопов. Облегчение затопило Оливию, как теплый прилив. Ребята оба были без шлемов, но разбирательства можно отложить на завтра.

– Тори! – воскликнула она, перекрикивая шум старого двигателя. – У Ноя в доме пожар. Мы с Коулом отправляемся туда. Иди в дом и никуда не выходи, слышишь? Рошен приготовила ужин.

Тори спрыгнула на землю, но Рикки смотрел прямо перед собой над лучами фар, устремленными во тьму, не снимая рук с руля. В другой раз, подсказал Оливии внутренний голос, редко подводивший ее.

Даже не взглянув на нее, Тори поднялась на крыльцо и скрылась в доме. Запрокинув голову, она побежала вверх по лестнице, не снимая зимних сапог.

В другой раз.

Оливия вошла в коридор, когда появился Коул с ее снаряжением: куртка, синтепоновые штаны, утепленные рукавицы и шлем. Он протянул вещи Оливии, глядя на Тори, поднимавшуюся по лестнице.

– Разберемся потом, Лив, – прошептал он. – Нам нужно идти.

* * *

Тори смотрела, как Оливия и Коул уезжают в ночь, из окна библиотеки на втором этаже. Темнота поглотила их, а слова Рикки снова и снова эхом отдавались в ее голове:

«Он мертв, Тори. Мертвее не бывает. В этом мире ему уже ничто не поможет».

Тори судорожно вздохнула, когда припомнила их ссору во время бегства из пылающей хижины. Рикки остановил снегоход и повернулся к ней.

– Тори?

Его голос был хриплым, взгляд – диким. Тори отвернулась и стиснула зубы. Она не могла нормально думать о том, что произошло несколько минут назад. Мысли и чувства были спутаны в бесформенный клубок. Она едва могла дышать.

– Посмотри на меня, Тори.

Медленно, очень медленно она посмотрела Рикки в глаза. К горлу подкатил комок, от которого хотелось заскулить.

– Мы никогда и никому не расскажем о том, что были там, ясно? Ты это поняла? Если полиция узнает, что мы крали его алкоголь, эту чертову брагу, или что мы устроили этот пожар, я в полном ауте. Понимаешь, что это значит? Они вычеркнут меня из программы восстановительного правосудия и отправят в колонию для несовершеннолетних. Из-за рецидива. Меня уже арестовывали за кражу со взломом в Клинтоне. У меня больше нет шансов. А ты, Тори, ты – дочь садиста и убийцы. Они станут допытываться, сколько папашиной крови течет в твоих венах, насколько ДНК Юджина Джорджа определяет твое мышление. Сечешь, что я имею в виду? Они будут спрашивать, зачем ты устроила пожар. Ты меня понимаешь? Ты должна поклясться своей жизнью, что никогда никому не скажешь. Сделай это, Тори. Сейчас.

Ее затошнило.

– Мы… мы должны были вызвать пожарных. Мы…

– Как бы мы их вызвали? Здесь нет проклятой мобильной связи. А он умер, ясно? С этим больше ничего не поделаешь. А я не могу отправиться в колонию! Это убьет меня, Тори, просто убьет, и все.

– Почему ты так настаивал, чтобы мы именно сегодня отправились за брагой? – Она истерически повысила голос: – Почему ты захотел поехать сегодня, а не в другой день?

Рикки замолчал и отвернулся. Северное сияние над головой изменило цвет со светло-зеленого на зловещий розовато-желтый оттенок.

– Потому что сегодня мой день рождения, – тихо ответил он. – Мне исполнилось тринадцать лет.

Его глаза подозрительно заблестели, и Тори поняла, что крутой Рикки Саймон очень расстроен. Ему плохо, и он готов расплакаться.

– А ты… – Она сглатывает. – Ты получил подарки? От отца и матери?

– Господи, что за тупой вопрос, да еще теперь! Кому какое дело до дней рождения, когда тебе уже тринадцать лет?

Ей захотелось сказать: «А мне есть дело». Но семья, которую Тори имела несколько месяцев назад, вовсе не была той «семьей», которую она имела сейчас. Она не получила никаких шансов отпраздновать свое тринадцатилетие вместе со старой семьей. Ее мир перевернулся вверх тормашками, когда мать погибла в горах, а потом приемный отец отправился на охоту за серийным убийцей, который был отцом Тори. В итоге все это привело ее в Броукен-Бар и к Оливии, ее настоящей матери. С тех пор Тори жила в мире кошмаров, в темном и вывернутом наизнанку мире, зеркально отражающем настоящий, и не знала, что с этим поделать.

– Мне есть дело, Рикки, – тихо сказала она.