Военная контрразведка. Вчера. Сегодня. Завтра  - Николай Лузан

— Никак нет, — последовал дружный ответ.

— Раз нет, то по местам! Командирам проверить связь по колонне и ждать моей команды! — приказал Матвеев и вместе с Голубцевым, Марининым и Васильевым отправился в расположение второй роты батальона.

Командиры заняли свои места в подразделениях. Группа Матвеева изготовилась к броску. Все взгляды обратились на запад. Багровые всполохи рвали и терзали предрассветный полумрак. Между разрывами снарядов и мин прорывалась пулеметная и автоматная стрельба. Матвеев внимательно вслушивался в эту особую мелодию войны, чтобы не пропустить тот, только ему одному известный, миг, когда на чаши весов жизни и смерти придется положить души своих подчиненных. Она ему говорила: наступление советских войск успешно развивается.

Раскатистое «У … ра!» все дальше отдалялось на запад. Полки генерала Щугаева одним стремительным броском преодолели нейтральную полосу и ворвались на передний край обороны противника. Советская артиллерия и авиация превратили его в сплошное месиво. Подавив редкие очаги сопротивления, штурмовые группы 47-й дивизии устремились вглубь боевых порядков 56-го танкового корпуса вермахта.

Матвеев решил: пришло его время, и дал команду на марш. Первые полтора километра были пройдены без боя, а дальше на пути Группы встали силы второго эшелона обороны противника. И здесь десантников выручило мастерство танкистов Петрова. Точным залпом они накрыли пулеметные точки противника и, сметая блок-посты, устремились к Целендорфу.

Ошеломленные их дерзостью и напором гитлеровцы не успевали выстраивать на пути Группы заслоны из грузовиков и повозок. Танкисты Петрова разметали их в стороны. Под гусеницами и колесами стремительно исчезали километры. Матвеев напрягал зрение и пытался в предрассветном полумраке отыскать ориентиры. Промелькнула и осталась позади развилка дорог. Впереди возникла серая громада элеватора. От нее до Целендорфа оставались считаные километры. Он бросал нетерпеливые взгляды на часы и торопил время. Наконец, слева показалась кирха, за ней потянулись одноэтажные коттеджи, прятавшиеся в глубине садов.

Начались окраины Целендорфа. Опасения Матвеева, что Коратуев и Петров запутаются в лабиринте узких улочек, рассеялись. Прошло несколько минут, справа возникла высокая металлическая ограда, за ней угадывались корпуса сельхозинститута. Стрелки часов показывали 6:17 московского времени.

Ночь подошла к концу. Звезды трепетно задрожали и исчезли. Яркая вспышка разорвала утренний полумрак, и в следующее мгновение алая полоска зари прорезала небосклон на востоке. Над горизонтом мучительно медленно прорезалась багрово-грязная кромка диска солнца. День вступил в свои права. Порывистый ветер развеял утреннюю дымку, и перед глазами Матвеева отчетливо проступил главный корпус института. Ему не потребовалось давать команду на штурм. Коратуев и танкисты Петрова с марша перешли в атаку. Головной танк вышиб ворота, смял сторожевую будку с часовыми, вылетел на середину площади и грозно повел стволом. Вслед за танкистами на территорию института ворвались пехотинцы. Их появление стало шоком для гитлеровцев. Они не оказали сопротивления, сложили оружие и безропотно выполняли команды Матвеева.

В руках Группы оказались пять бронетранспортеров, девять грузовых машин, в кузовах находилась часть архива и свыше 100 человек военных и гражданских под командованием подполковника Анкла. Отправив пленных в подвал под замок и спрятав архив в подвал, Матвеев вместе с Орловым и Петровым занялись организацией круговой обороны. Десантникам предстояло продержаться до подхода основных сил 47-й дивизии, но они завязли в обороне противника. Об этом Матвееву говорили слабые разрывы артиллерийских снарядов, доносившиеся с востока. Чем тут же не преминуло воспользоваться командование гарнизона Целендорфа. Гитлеровцы пришли в себя и, подтянув артиллерию, открыли шквальный огонь по позициям Группы. Обстрел продолжался около двадцати минут, а затем семь танков при поддержке пехоты пошли на штурм, но, встретив упорное сопротивление со стороны десантников, дальше внешней ограды не пробились и залегли.

Передышка длилась недолго. В течение дня гитлеровцы четырежды поднимались в атаку. Последняя и самая продолжительная была предпринята вечером. Пользуясь сумерками, под прикрытием минометного и пулеметного огня они прорвались к основному рубежу обороны десантников и вступили в рукопашную. Клубки тел извивались на земле. Противники в слепой ярости кусали, терзали, кололи тесаками и ножами друг друга. Чужая и своя кровь хлестала по лицам и по рукам. Пощады не знал никто. Пришедшие на выручку пехотинцам танкисты Петрова решили исход рукопашной. Гитлеровцы отступили, наступило временное затишье.

Вечерние сумерки сгустились и черным покрывалом укрыли поле боя, усыпанное воронками и телами убитых. Наступила ночь. Яркая россыпь звезд проступила на чернильном небосклоне. Эта ночь могла стать последней для Матвеева и его товарищей. У танкистов закончились снаряды, из девяти танков уцелело только четыре. Еще хуже было положение в батальоне. Он потерял больше половины личного состава. Матвеев отдавал себе отчет: еще один такой штурм гитлеровцев, и Группа перестанет существовать. Но оставалась надежда на то, что полки Щугаева успеют прийти на помощь.

В ту ночь Матвеев так и не сомкнул глаз, обходил посты, подбадривал бойцов и с тяжелым сердцем ждал, возможно, последнего в своей жизни восхода солнца. Перед рассветом, сморенный свинцовой усталостью, он прикорнул в спортзале. На ноги его поднял шум боя, начавшийся у восточного корпуса института. Передернув затвор трофейного автомата и проверив патроны в магазине пистолета — их осталось всего два, — Матвеев спустился в подвал и занял позицию перед окном.

В сизой дымке за оградой серой мышиной стаей стелилась вражеская пехота. Десантники встретили ее скупым огнем, на счету был каждый патрон. Матвеев вскинул автомат, выискивал цели и не находил. Они будто растворились в утреннем тумане. Перестрелка, так же внезапно, как началась, прекратилась. Насупила особенная, звенящая тишина. Ее нарушил грохот кирпичей, и через мгновение в дверном проеме возник Коратуев. На изможденном закопченном лице Михаила застыла счастливая улыбка. На помощь десантникам прорвался арьергард 47-й дивизии. Во двор института, подняв облако пыли, влетел танк. И когда пыль рассеялась, то алая звезда на его борту сказала десантникам, что все самое страшное осталось позади.

Матвеев опустил автомат, в изнеможении откинулся на стену и закрыл глаза. Как сквозь вату, до него доносились голоса Коратуева, Шишина и Орлова. Они тормошили его и что-то говорили. В ответ он улыбался блаженной улыбкой. В эти мгновения на перепаханном гусеницами танков и осколками снарядов клочке земли, усеянном телами врагов и своих, Матвеев чувствовал себя самым счастливым человеком. Он был счастлив тем, что остался жив, что выстоял и победил.

Как в тумане, перед ним возник Витков. Собравшись с силами, Матвеев пытался доложить о выполнении задания. Генерал махнул рукой и стиснул его в своих объятиях. Витков что-то говорил, но Матвеев не слышал. В его сознании, как в калейдоскопе, смешались машина, баня и пахнущее хлоркой нательное белье. После завтрака, засыпая на ходу, он рухнул в постель и впервые за последние недели уснул безмятежным сном.