Город имени меня - Тори Ру

Ярика я не смотрю тоже — перевожу внимание на покоцанные носки кедов и мокрый асфальт. Этот вид намного привычнее.

Новые знакомые словно только что сошли с подиума — уверенные в себе, красивые и все как один долговязые (Света — за счет высоченных каблуков, остальные — благодаря природным данным). Я плутаю среди них, как средь деревьев в густом лесу, задираю голову, чтобы быть в теме и чувствую себя приблудным котенком.

Наружу снова прет уязвленная гордость, но я жестоко ее подавляю.

В конце концов, так и есть: я — приблудный котенок. «...Цар-р-рапучий такой, отчаянный...» — вкрадчивый голос Светы шелестит в ушах и нагоняет ужас, однако переночевать в ее квартире всяко лучше, чем на грязном вокзале по соседству неизвестно с кем.

Словно уловив мои сомнения, Ярик оглядывается и хитро подмигивает.

Удивительно, но именно этот устрашающий чувак усмирил мою паранойю, внушил доверие и теперь, с какого ракурса ни посмотри, видится светлым, добрым, милым и до остановки дыхания симпатичным. Или же я попала под гипноз.

Элина, проследив за его взглядом, тоже ободряюще улыбается — слегка, уголками губ, но я окончательно расслабляюсь. Там, на неведомом флэте, меня точно не изнасилуют и не убьют.

В парковочном кармане у остановки тоскуют две тачки: серебристая — новенькая, без единого пятнышка, и красная — поменьше и погрязнее.

Ну конечно же: принц, эффектно поправив волосы, открывает переднюю дверцу именно серебристой и садится за руль, а я сдавленно матерюсь. Дело не в классе и стоимости авто, а в том, что эта машина такая: ухоженная, фанатично отполированная, сияющая чистотой.

Мой бзик. Мой пункт.

Похоже, у нас с этим придурком все же есть что-то общее.

Ками, Дейзи и Никодим едут с ним.

Света нажимает на брелок сигнализации, забрасывает коробку с пиццей в багажник и, картинно отклячившись, под треск швов узкой юбки опускается на водительское сиденье.

Ярик и Элина ныряют назад, а мне достается место справа.

— Домчу с ветерком! — обещает «Мисс большая грудь».

— Помолимся, сестры! — ржет Ярик.

Быстро пристегиваюсь, хватаюсь за ручку и судорожно пытаюсь вспомнить хоть одну молитву. И не зря.

Врубив аварийки, Света рывком сдает назад, едва не влетев под рейсовый автобус, встраивается в левый ряд и давит на газ. Тычет длинным вишневым ногтем в приборную панель, по экрану разбегаются разноцветные огоньки эквалайзера, откуда-то снизу раздается приятная музыка.

Люблю музыку — раскрашиваю ею серые будни, но не слежу за новинками: в жизни много других, куда более важных забот.

И сейчас мне жаль, что все складывается так.

Откидываюсь на подголовник чужой комфортной машины, провожаю взглядом набившие оскомину городские виды и вдруг до удушья остро осознаю, что многого не имею. И, вероятно, уже не смогу заиметь.

Глупо злиться на этого Юру и брезгливое раздражение в его глазах. Глупо конфузливо кряхтеть от проявлений взаимной любви Ярика и Элины, рядом с которыми жарко даже просто находиться в одном авто.

Если применить ко мне небезызвестную пирамиду потребностей, обнаружатся, что я могу позволить себе лишь две ступеньки базиса — набор примитивных скиллов, необходимых для выживания, и никакой надстройки — любви, увлечений, идеалов, идей. При таких раскладах я не стану гениальным ученым, музыкантом, писателем, спасителем вселенной. И, глядя на разносторонних и ярких людей, живущих не одними лишь шкурными интересами, отчетливо вижу разверзшуюся между нами пропасть.

Примазаться к их миру я не сумею даже в мечтах.

За окном пролетают продрогшие деревья и россыпи многоэтажных панельных коробок. Вечереет, дождь размывает картинку.

Под ложечкой сосет тревога за отца, но я налегаю на позитивное мышление: после майских в шараге начнется практика, а сердобольная соседка по площадке трудится зав.столовой и, в качестве руководителя от предприятия, подпишет дневник и отчет просто так. У меня все схвачено.

В запасе три недели свободы. Сон до обеда. Папа под присмотром. Ничто не нарушит моих планов. Это ли не счастье?..

— Кир, а сколько тебе лет? И... что с родителями? — окликает меня Ярик; опять ловлю волну искренней заботы и еще на миллиметр оттаиваю. Непостижимым образом он считал то, что я обычно тщательно скрываю, но соврать ему никакого желания нет.

— Семнадцать... — отвечаю светло-карим глазам в отражении узкого зеркала. — Отец бухает. Мать умерла.

Ярик понимающе кивает, но более не достает, и на заднем сиденье продолжается тихая беседа.

Снова вперяюсь в окно. Дождь разошелся до ливня, поливает стены и крыши угрюмых спальных районов, поблекшие зонты, недавно высаженные клумбы и стаю бродячих собак — товарок по несчастью. Снаружи мерзко, зато в салоне тепло.

Света нашептывает под нос слова песни и противно подвывает в припеве, но наполненный желудок настаивает на благосклонности. Зеваю и вслушиваюсь в разговоры ребят — неплохо бы иметь представление и о собственных ближайших планах.

Они обсуждают какой-то концерт.

Концерт в квартире?..

Одно явно не вяжется с другим, и я перестаю вникать в суть.

Мы едем в историческую часть города — там живут потомки академиков, деятелей культуры и высокопоставленных советских чиновников, хотя многие дома давно выкуплены под офисы и магазины.

К коренным горожанам я не отношусь — мама и отец перебрались сюда из деревни, после свадьбы каким-то чудом получили комнату в общаге и выменяли ее на двушку в рабочем районе, где мы по сей день и живем. Правда, уже меньшим составом.

Нагло подрезав «шестеру» и получив в ответ гневный рев клаксона, Света сворачивает в проулок и тормозит на стоянке у запущенных кустов сирени. Серебристая машина уже там, ее освещает одинокий фонарь, но двор выглядит нежилым. На первом этаже старинного дома находится универмаг с наглухо заваренными окнами, никогда на моей памяти не работавший, но мы огибаем его и, пригнувшись, бежим к подъезду. Света шурует ключом в железной двери, впускает нас внутрь и ведет наверх.

Еще один минус нищенского существования в том, что оно не дает, да и не может дать нужного опыта. Например, я доселе не видела таких лестниц — широких, с закругленными ступенями и шикарными коваными перилами. Как и высоких, украшенных лепниной потолков. Как и квартир настолько огромных размеров...

Мешкаю на пороге, теряю дар речи, но Элина, проходя мимо, быстро шепчет:

— У меня была примерно та же реакция... Здесь все свои. Не разувайся. Будь как дома!

По инерции делаю еще пару шагов, стягиваю шапочку, прячу в карман и глупо верчу головой.

Темное длинное помещение — флэт — занимает весь второй этаж и не