Дом глав родов Дюны - Фрэнк Герберт

И все же это учение утомило его, а потому он спросил:

— Если все это все равно умрет, зачем мне снова возвращаться в библиотеку и учить имена деревьев и растений?

— Потому что ты человек, а в людях живет желание классифицировать. Вешать на все ярлыки.

— Почему нам так нужно называть вещи?

— Потому что таким образом мы заявляем право на то, чему даем имена. Мы принимаем на себя права владения, которые могут оказаться обманчивыми и опасными.

Итак, она снова вернулась к праву владения.

— Моя улица, мое озеро, моя планета, — говорила она. — На них навсегда — моя печать. А печать эта может и не пережить тебя — разве что останется как вежливая уступка победителя… или слово, которое вспоминается со страхом.

— Дюна, — сказал он.

— Ты схватываешь налету!

— Чтимые Матры сожгли Дюну.

— Так же, как сожгут и нас, если нас обнаружат.

— Этого не будет, если я буду вашим Башаром! — слова вырвались невольно, он не успел их обдумать, но, произнеся их, ощутил, что в них может быть доля правды. Летописи из библиотеки говорили, что враги содрогались уже от того, что Башар появлялся на поле битвы.

Словно прочитав его мысли, Одрейд сказала:

— Башар Тэг был знаменит еще и тем, что умел находить решения, не требующие сражений.

— Но он сражался с вашими врагами.

— Не забывай о Дюне, Майлз. Он погиб там.

— Я знаю.

— Прокторы уже давали тебе учить историю Каладан?

— Да. В истории, которую учу я, это называется Дан.

— Ярлыки, Майлз. Имена — только любопытные напоминания; большинство людей не связывает их больше ни с чем. Утомительная история, а? Имена — удобные указатели, полезные, как правило, только таким, как ты?

— А ты — такая, как я?

Он много раз задавал себе этот вопрос, но до сегодняшнего дня — только мысленно.

— Мы — Атридесы, ты и я. Помни это, когда вернешься к изучению истории Каладан.

Когда они прошли назад через сады, через пастбища к холму, с которого открывался прекрасный обзор Центральной, Тэг увидел административный корпус и окружавшие его плантации совершенно новым взглядом. И он постарался сохранить это ощущение в глубине души, пока они спускались по огороженной тропинке к арке входа на Первую Улицу.

«Живая драгоценность» — называла Центральную Одрейд.

Пройдя под аркой, Тэг поднял взгляд к названию улицы, выжженному в камне. Галах, изящный шрифт с мягкими изгибами линий, одно из украшений Бене Джессерит. Все улицы и здания несли на себе имена, выполненные тем же шрифтом.

Оглядев Центральную — танцующий фонтан на площади, изящные детали построек — Тэг задумался о глубине человеческого опыта. Бене Джессерит сделали так, что неуловимым для него образом это место поддерживало и придавало сил. То, что он узнавал на занятиях и во время небольших экскурсий в садах, все новые знания, сложные и совсем простые, проявлялись как-то по-иному. Это была скрытая реакция Ментата, но Тэг не знал этого. Он только чувствовал, что его память перераспределила соотношения и создала новую систему. Внезапно он остановился и оглянулся назад, на сад, видный в арке крытой улицы. Все было связано. Центральная производила метан и удобрения (он обходил завод с одним из прокторов). Метан приводил в действие помпы и некоторые охладительные установки.

— На что ты смотришь, Майлз?

Он не знал, как ответить, но вспомнил осенний вечер, когда Одрейд взяла его с собой, и они пролетели над Центральной на «топтере» — она хотела показать и объяснить ему некоторые взаимоотношения, дать возможность увидеть все это «сверху». Тогда ее объяснения были просто словами, но в словах был заключен смысл.

«Все это так близко к замкнутому экологическому циклу, как только возможно было сделать, — говорила Одрейд, — Контроль Погоды управляет циклом и поточными линиями…»

— Почему ты стоишь и смотришь на сад, Майлз? — ее вопрос звучал как приказание, которому он не мог не подчиниться.

— В орнитоптере ты сказала, что это прекрасно, но опасно.

Они только однажды летали на «топтере» вместе. Она поняла, о чем он говорил. «Экологический цикл».

Тэг обернулся и выжидательно посмотрел на Одрейд.

— Замкнутость, — сказала она. — Как это соблазнительно — возвести высокие стены и отгородиться от изменений. Гнить здесь в самодовольном комфорте.

Ее слова всколыхнули душу Тэга. Он чувствовал, что уже слышал их когда-то… в другом месте, и другая женщина держала его за руку.

— Любая замкнутость и отгороженность от мира — плодородная почва для зерен ненависти — ненависти тех, кто находится вовне, — продолжала Одрейд.

— И горек будет урожай.

Не совсем те слова, но — тот же урок.

Он медленно шел рядом с Одрейд; его рука в ее ладони стала влажной.

— Почему ты молчишь, Майлз?

— Вы — фермеры, — сказал он. — Вот чем на самом деле занимаются Бене Джессерит.

Она мгновенно поняла, что произошло. В нем проявлялась подготовка Ментата, хотя он сам и не знал этого. Но пока лучше было не проверять возродившиеся способности гхолы.

— Мы занимаемся всем, что растет, Майлз. И ты воспринял это.

Когда они расставались — Одрейд направлялась в свою башню, он в свои апартаменты в школьном секторе, — Одрейд сказала:

— Я скажу твоим прокторам, чтобы они обращали больше внимания на искусство использования силы.

Он неверно понял ее:

— Я уже начал тренировки с лазерным оружием. Мне сказали, что у меня хорошо получается.

— Я слышала об этом. Но есть оружие, которое нельзя взять в руки. Оно может существовать только в твоем мозгу…

Правила — это укрепления и стены, за которыми люди недалекие создают свои сатрапии. И это дело опасное даже в лучшие из времен, а в тяжкие времена погибельное.

Кодекс Бене Джессерит

Мрачная непроглядная стигийская тьма царит в опочивальне Великой Чтимой Матры. Логно, Гранддама и главный адъютант Великой, входит из неосвещенного коридора — она была вызвана сюда приказом Великой — и невольно вздрагивает, вступая во тьму. Эти совещания в покоях, где не было света, пугают ее, и она знает, что Великой Матре это нравится. Но, конечно, это не может быть единственной причиной темноты. Быть может. Великая боится нападения? Несколько Высоких были убиты в постели. Нет… не совсем это, хотя, возможно, есть подобная причина выбору обстановки…

Во мраке — стоны и невнятное бормотание.

Некоторые Чтимые Матры, хихикая, рассказывали, что Великая Чтимая Матра рискует принимать на ложе Футара. Логно считала это вполне возможным. Эта Великая многое себе позволяет. Разве она не спасла часть Оружия, когда произошла катастрофа Рассеяния? Пусть даже и Футаров? Сестры знали, что Футаров нельзя поработить с помощью секса. По крайней мере, человеческого секса. Может, Многоликие Враги и воспользовались именно этим. Кто знает?