Из штрафников в разведку - Александр Терентьев

Лешка в очередной раз тяжело вздохнул и смирился: работал и ждал, когда время наконец-то пригонит свои стрелки на заветное «восемнадцать». Лишь время от времени Миронов заметно мрачнел, прикидывая, что где-то там люди воюют и подвиги совершают, а он здесь, в тылу, дурацкие ящики сколачивает.

– Что смурной такой, а? – Никодимыч ловко свернул козью ножку, прикурил от головешки и с удовольствием пыхнул сладковатым махорочным дымом. – Небось все про фронт мечтаешь? Ну и дурак! Думаете, там вам медалей понавешают и девки цветов надарят… Не, милок, на войне и головенку можно враз потерять, и руки-ноги. Шлепнет снаряд в окоп – и нет тебя! Тока кишки синие по веткам болтаются. Да-а-а… Ты вот в госпиталь наш сходи – тут недалеко. Погляди на увечных-то: там и без глаз, и без ног, и которые в танках горели – ужасти, не приведи бог! Ты вот ящики для патронов делаешь… Так это нынче и есть самый фронт твой. Это, брат, понимать надо! Война – это не «пуля-штык-уря-уря», война есть организм сложный…

– Скажешь тоже – организм! Как курица или лягуха, что ли? – Алексей отложил в сторону оструганную доску и ядовито усмехнулся: – Война, Никодимыч, – это генералы, армии, танки, самолеты, корабли разные. Наступление, бой…

– Генералы, – передразнил старик и, аккуратно затушив окурок, снисходительно кивнул: – Вот и получаешься ты пацан глупой и зеленый – как та лягуха. А я тебе сейчас вот все как есть разъясню! Еще перед войной по радио стишок я слыхал – про то, как в кузнице простого гвоздя не оказалось. Гвоздь этот подкову лошадиную держит и ухналем называется. Так вот, и что ты думаешь? Не было гвоздя – подкова оторвалась, лошадь и охромела! А через то командира убили и враг победил! В город пришел и всех как есть перебил. Умственный стишок, я тебе скажу! Генералы… Вот простой патрон возьмем – вроде мелочь? А чтоб его сделать, надо руду найти, медь в печках выплавить, на станке гильзу отштамповать, пулю отлить и порох изготовить. Сколько работы, а? Вот бегут солдаты в атаку, винтовками машут, стрелять хотят. А патрон осечку дает! И второй, и третий… Много ты штыком-то навоюешь? А немец из пулемета: раз-два! – и нет нашего солдатика, убит! А почему! А потому что ты, вражина такая, ящик плохо сколотил, и патроны промокли, отсырели. Так кто нашего геройского красноармейца убил? Немец? Нет, милок, вот ты и убил! Потому как разгильдяй и без понятия…

– Ну, дед, ты даешь! – развеселился Лешка. – Получается, что если я ящик плохо сделаю, то мы и войну из-за этого проиграть можем? Ну, мудер! И чего тебя наркомом не назначили – всех бы научил!

– Всех не всех, а тебя, дурака зеленого, уму-разуму могу и поучить, – насупился Никодимыч и сердито захлопал дверцей печурки, подкидывая в огонь остро пахнущих смолой щепок. – Я все это к тому, что ты вот все об фронте мечтаешь, а того не понимаешь, что и здесь ты большое и важное дело делаешь! Потому вам товарищ Сталин и паек, и ботинки казенные дает… Батька-то пишет?

– Давно не было ничего… Даже и не знаю, где он сейчас и что… Может, и воюет…

– А ты пиши – вестка из дома для солдата большое дело! Пиши, мол, все у меня хорошо, работаем на победу и все такое. Чтоб не переживал он, а в бой, если чего, с легким сердцем шел. Это, брат, тоже понимать надо! Это политика деликатная…

Алексей прилаживал петли к крышке ящика, размышляя над словами старика, и вдруг поймал себя на мысли, что об отце вспоминает все реже и реже. Помнить, конечно же, помнил, но на первый план давно уже выдвинулись мысли о совсем простых, обыденных вещах вроде поесть и поспать, а отец… Образ отца все больше превращался в неясную тень из той, довоенной жизни, казавшейся сейчас безнадежно далекой и навсегда потерянной. Да, несомненно, война когда-нибудь кончится, мы победим, но прежней, такой светлой и беззаботной жизни уже не будет…

В мае, когда солнце уже вовсю прогрело настывшую за долгую зиму землю и городок наполнился душным ароматом цветущей сирени, умер Никодимыч. Присел после работы на лавочку, выкурил свою неизменную козью ножку и по-стариковски задремал. Задремал, да так больше и не проснулся. Похороны, учитывая военное время, были скромными и провинциально тихими. Лешка, посчитавший, что обязательно должен проводить мастера, запомнил, как на заросшем кладбище старухи скорбно поджимали губы и завистливо шептались: «Аки ангел наш Никодимыч преставился – легко, во сне! Не каждому такое счастье-то выпадает…»

Алексея Миронова на неопределенное время назначили начальником столярного цеха. Хорошего в жизни «начальника» оказалось мало – нормы выработки никто, естественно, не отменял, а ответственности здорово прибавилось. Дирекция завода руководствовалась одним лозунгом: «Умри, а продукцию дай!» Мальчишки не спорили – давали.

На западе тем временем продолжал тяжело ворочаться, громыхая канонадой и истекая кровью, огромный темный зверь по имени Война. На подступах к Москве враг был остановлен и отброшен где на сто, а где и на двести пятьдесят километров. Ценой немалых потерь Красная армия нанесла первое серьезное поражение гитлеровской военной машине: «блицкриг» по плану «Барбаросса» был сорван.

К лету сорок второго основные военные действия разворачивались на юго-западном направлении: немцы рвались к Волге и на Кавказ, намереваясь захватить хлебные районы Кубани и Дона и кавказскую нефть. 21 августа 1942 года альпийские стрелки, щеголявшие эмблемой эдельвейса на своих кепи, подняли над Эльбрусом флаг нацистской Германии. Двумя днями позже немецкие танки прорвались к Волге – впереди были самые трудные дни и месяцы Сталинградской битвы, начавшейся в середине июля. Несмотря ни на что, враг был еще очень силен и опасен…

В ноябре 1942 года Красная армия перешла в контрнаступление. Части Сталинградского и Юго-Западного фронтов замкнули в кольцо двадцать две дивизии врага. На весь мир прогремело название города на Волге – Сталинград. Гитлеровский вермахт потерпел настолько серьезное поражение, что в Германии был объявлен траур. Гитлеру было о чем печалиться: огромные потери в людях и технике, больше девяноста тысяч попавших в плен – из них двадцать четыре генерала во главе с генерал-фельдмаршалом Паулюсом.

Пока фюрер «непобедимого Рейха» печалился под вопли Геббельса и размышлял о страшной мести Сталину и его генералам, части Красной армии в январе 1943 года прорвали блокаду Ленинграда на северо-западе и пытались разбить немецко-фашистские армии на Кавказе. Правда, на юге гитлеровцам повезло чуть больше, чем под Сталинградом, – основные силы в итоге смогли отойти в районы севернее Ростова и западнее Краснодара… Впереди было еще много сражений лета и осени сорок третьего, самыми известными из которых станут бои на Курской дуге и битва за Днепр.

А в жизни Миронова-младшего наиболее важное событие произошло в начале февраля 1943-го. Недаром говорится, что если радостную весть ждешь слишком долго, то когда она наконец приходит, сил и желания радоваться часто просто не остается.

Так случилось и с Алексеем. Пожилая комендантша общежития передала ему листок повестки из военкомата и, вопреки обыкновению, смотрела не враждебно, а сочувственно и даже чуток виновато.

– Вот, сынок, бумага тебе казенная пришла, – тетка отвела взгляд и вздохнула, – велено завтра явиться! Видно, и до вас, милок, очередь-то дошла. Ох, хосподи-хосподи, и когда ж это все кончится…