Казаки на Кавказском фронте. 1914-1917 - Федор Елисеев

На ночлег остановились биваком в селении Диза. Оно очень бедно. Ни в селе, ни в окружности — ни деревца, ни травы. Домики, если их так можно назвать, из необтесанного булыжника. Вместо крыш — глиняный настил по хворосту и соломе. Мы за все, что брали у жителей, платили русскими деньгами. Персы брали их с удовольствием. До русской границы всего лишь 40 верст. Утром двинулись дальше, в Маку. Весь путь был скучный и нудный, но вот колонна вошла в узкое ущелье, повернула направо и сразу же попала в тенистый город, расположенный между двумя высоко стоящими плато… Черные, загорелые, в обтрепанной одежде, персы сидели на крышах своих жилищ, они молча созерцали вход русских в их город. Какой-то перс при прохождении нашей батареи вслух считает число наших орудий: «Вир… зки… ючь… ялды… сакиз…»

— Это шпион! — говорю быстро своему командиру сотни подъесаулу Маневскому. — Его надо арестовать!

Маневский улыбается моей прыти и отвечает:

— Да нет… Это он считает для собственного интереса.

По очень узким и кривым улочкам бригада миновала город и расположилась биваком на прекрасном лугу, окаймленном высокими вербами. По обеим сторонам — высокие плато. На запад — выход в сторону Турции. До границы 20 верст.

Здесь мы неожиданно для себя встретили батальон кавказских стрелков и одну сотню 3-го Таманского полка. Как это было приятно встретить в басурманской стране своих русских солдат, которые показались нам такими близкими и родными, не говоря уже о казаках-таманцах третьей очереди!

Вместе с ними наша бригада образовала Макинский отряд под начальством нашего бригадного генерала Николаева. На второй же день началась охрана персидско-турецкой границы в сторону Баязета и разведка сильными офицерскими разъездами.

В Шах-тахты мы впервые встретились с однобригадниками — 1-м Таманским полком и 4-й Кубанской казачьей батареей. 4 сентября 1914 года бригада прибыла в Маку, и с этого дня, всю войну, ровно до конца декабря 1917 года, оба полка и батарея совершенно не разлучались во всех боях и походах. Кучно расположившись биваком, бок о бок, в походных палатках, мы присматривались и друг к другу* и к полкам. Что ярко бросилось в глаза у таманцев, это то, что сотни у них были составлены не постанично, как у нас и в других казачьих полках, а по масти лошадей. От этого строй очень выигрывал, был однообразен и наряден. Конский состав почти одинаков у обоих полков, но у офицеров-таманцев лошади получше. Все их господа офицеры сидели на полукровных английских или чистокровных текинских лошадях. Причина тому — их полк стоял под самым Асхабатом (Ашхабад), губернским городом Закаспийской области, где имелось скаковое поле и государственное отделение местного коневодства, коим руководил офицер-кубанец подъесаул Мазан. У них была возможность иметь отличных верховых лошадей. У нас же, в городе Мерв, таких возможностей совершенно не было, да это и не поощрялось.

Конский состав 4-й батареи был лучше, чем в полках. Сама батарея укомплектована отличным офицерским составом, влюбленным в свой род оружия — артиллерию.

На первой же вечерней заре сразу же почувствовалось у таманцев превосходство в сыгранности и музыкальности полкового хора трубачей; он и своим составом был больше нашего. После вечерней зари, когда запели песни казаки-таманцы и батарейцы, проявилась и их врожденная музыкальность. Разные «выкрутасы» в гопаке у таманцев были артистические, но зато в лезгинке кавказцы — вне конкуренции. Лезгинка черноморским казакам просто не давалась. Этот танец надо любить и понимать психологически, чего у них не было. Наш полк, как полк линейных казаков, всегда был с уклоном на шик горцев Кавказа, а таманцы говорили так:

Вот отсюда и вытекала разность психологии и быта этих двух полков одной бригады. Интересно, что подобная психология у таманцев исходила от многих старших господ офицеров, которые не только что с казаками, но и в жизни говорили на своем языке черноморского (запорожского) казачества.

Мы стоим на окраине Маку. Чтобы пойти казаку-кавказцу в город за покупками, он спрашивает разрешения командира сотни, идет в черкеске и при шашке, а у таманцев в город отпускает вахмистр сотни и казак идет туда в бешмете и только при кинжале. Командиры сотен у таманцев считали, что по таким пустякам нечего их тревожить, да еще одеваться казаку в черкеску и быть при шашке.

Эта разность понимания ярко сказалась на войсковом празднике 5 октября.

Молебен и парад всей бригады — в пешем строю тут же на биваке. Головным полком проходили таманцы. В хороших, новых темно-серых черкесках разного оттенка и в черных высоких папахах. Вид отличный. За ними проходят кавказцы. Все сотни в абсолютно одинаковых светло-серых черкесках, в небольших, одинакового размера светло-серых папахах и с красными башлыками за плечами. Картина была, безусловно, выигрышная. Казаков угостили улучшенным обедом с вином. Господа офицеры бригады, числом до 80 человек, справляли праздник за общим столом, заняв места по старшинству чинов. Много тостов — коротких, патриотических. Много выпито. В разгар веселья кто-то выбросил громко предложение — сделать общую джигитовку. Наш командир полка кивнул в мою сторону. Хорунжие Кулабухов, Некрасов, Леурда, Винников бросились со мной в полк, и через пять минут человек 30 джигитов-кавказцев в черкесках и красных башлыках немедленно же появились на плацу и открыли джигитовку. Мы, пять хорунжих, выступили первыми перед своими казаками. Появились и таманцы, но — ни одного не было в черкеске. Из господ офицеров-таманцев выступил только хорунжий Пахомов и тоже без черкески.

Картина и сама джигитовка кавказцев оказались несравнимо лучше, чем могли тогда показать таманцы.

— Почему вы так одеты? — спрашивали мы потом казаков-таманцев.

— Та щоб лэхче було джыгытувать… — отвечали они.

1-й Таманский полк, как и всякий первоочередной полк Кубанского войска, был отличный и очень интересный по своему внутреннему укладу жизни, где воинский устав занимал как бы второе место. У них в полку — многое от Запорожской Сечи. Мы же, кавказцы, были «служаки», как острили над нами офицеры-таманцы. Поэтому неудивительно, что штаб бригады считал наш полк более дисциплинированным, что так и было. Командиры сотен обоих полков не имели между собой большой дружбы, но зато мы, многочисленные хорунжие полков и часть сотников, исключительно дружны между собой, составляя всегда как бы одну семью.

Для истории даю полный список офицеров обоих полков, выступивших на войну.

1-й Таманский генерала Безкровного полк

Bp. командир полка войсковой старшина Титус.

Командиры сотен: 1-й — сотник Обухов. 4-й — есаул Братухин.

2-й — есаул Закрепа. 5-й — сотник Бабаев.

3-й — подъесаул Каменский (старший). 6-й — подъесаул Соколов.

Младшие офицеры:

1. Сотник Козинец. 7. Хорунжий Василев.