Книги онлайн и без регистрации » Современная проза » Торжество метафизики - Эдуард Лимонов

Торжество метафизики - Эдуард Лимонов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 45
Перейти на страницу:

Обыкновенно проверять нас являлись быстро. С нас, собственно, и начинали офицеры проверку колонии. Приходила пара офицеров, Савельев выходил, протягивал офицеру наши личные карточки-картонки. И офицер называл фамилии. Вызванный выходил вперед, называл имя-отчество, срок, начало и конец срока и пристраивался к уже стоящим впереди сотоварищам. Далее офицер что-нибудь говорил завхозу, или Сороке, или Сурку. Они заходили на минуту внутрь нашего помещения, делали пометку в журнале и, нажав кнопку (сидящий в будке на посту недалеко козел открывал им снаружи дверь), удалялись. Но мы обязаны были стоять дальше. До окончания проверки во всей колонии. Это могло продолжаться и целый час. Действо, точнее стояние, могло продолжаться и дольше в том случае, если офицеры не могли вдруг найти зэка, у них не сходились вдруг цифры. Тогда стояла вся колония, переминаясь обреченно с ноги на ногу. Пока не раздавался спасительный хрип радио: «Проверка окончена». Проверок в течение дня происходило три. В лагере строгого режима их четыре.

К тому времени когда утренняя проверка заканчивалась, в лагере раздавались звуки духового оркестра. Это отряды выводили людей на работу, на промзону. Впоследствии я наблюдал это массовое празднество на открытом воздухе, а тогда, в карантине, я его только слышал.

После поверки, поскольку из карантина на работу не выводят, у нас начиналась уборка. Протирали ладонями все горизонтальные поверхности, взбивали пену из туалетного мыла и натирали ею пол… Унижение, оскорбление и ломка силы воли человека — вот цель этих занятий. Когда я пишу эти строки, там, в заволжских степях, так же взбивают мыло. Кстати говоря, туалетное мыло зэки использовали свое, личное. Однажды зашедший офицер потянул недовольно носом и спросил:

— Чем пол мыли?

— Мылом, — сказал молдаванин.

— Каким?

— Ну, мылом…

— Хозяйственным, суки, мылом! Вымыть заново как следует туалетным! Вонь стоит!

Молдаванина отвели в туалет Сурок и Сорока. Вышел он оттуда, держась за ребра. Выпросил у Эйснера кусок туалетного мыла и, встав на колени, начал заново мыть коридор.

После обеда следует вторая проверка, а после нее мы мыли локалку. Выносили воду в тазах и ведрах, хотя достаточно было бы протянуть шланг и сделать всю работу легче и быстрее. Но в России традиция палачества пересиливает все другие традиции и практические соображения. Поглядев, как они надрываются, я сказал Савельеву:

— Не могу. Пойду помогу им. — Мы сидели на скамейке и беседовали.

— Сиди. Имеешь право. Ни один козел на тебя докладную не напишет. Да и я здесь главный.

— Нет, Игорь. Пойду воду потаскаю.

— Правильно поступил, — сказал мне потом Сурок, чем удивил меня.

У них были свои, какие-то искривленные представления о справедливости. Иногда они совпадали с моими.

VI

Пять утра с копейками.

Я лежу сжавшись под одеялом, и тело мое подрагивает в предчувствии. Вот-вот, может быть, через минуты, может быть, через секунды раздастся звериный рев бригадиров и активистов, десяток луженых глоток заорут: «Подъем!» Я рванусь вверх, одеяло к стене. Мне нужно будет успеть сунуть ноги в тапочки и выскользнуть с койки в проход и, встав там у двери ПВО, быстро влезть в штаны, чтобы, пробираясь затем среди рук, локтей и туловищ, рвануть в туалет и к рукомойнику. В это время соскочивший с верхней шконки зэка Данилов и мой визави слева Варавкин будут, натыкаясь друг на друга, заправлять свои постели по-белому. Когда я вернусь в спалку, они должны уступить место мне и Чемоданову, и мы, путаясь, но необыкновенно быстро все же, будем складывать постели.

Я лежу и пыхчу, как мотор, возможно, ожидает, когда щелкнет ключ зажигания. И вот, это всегда происходит вдруг, вспыхивает весь верхний свет в спалке, и дикий рев активистов и бригадиров сотрясает уши и стены: «Подъем! Подъем, ебаные в рот!» У активистов и бригадиров, как правило, большие срока, им сидеть и сидеть, потому в этот крик они вкладывают всю свою злобу и ненависть: «Подъем! Ебаные в рот! Все подъем!» Я рвусь вверх, одеяло к стене… 5.45 утра. Стоит зэку задуматься, чем в это время занимается его любимая девушка, и голову тут же опаляет газовое пламя Ада. Спит, Господи, спит, спит, спит, уронив ниточку слюны на подушку…

Выскакивая в локалку одним из первых, механически нахлобучив кепи и сменив тапочки на туфли, я с удивлением понимаю, что выучился всей этой зэковской премудрости на пять с плюсом. Считаные минуты с секундами уходят у меня на то, чтобы свернуть одеяло и простыню по-белому. «Лыжи» мои прямы и строги, подушка взбита как надо, я даже порой успеваю до зарядки посидеть минуту-другую на вазе туалета. В это время там нет или почти нет конкурса; отлив, зэки спешат покурить перед зарядкой. А ведь в 6.00–6.05 нас уже выводят из отрядов на зарядку. То есть 15–20 минут на все. Правда, я не курю и потому сберегаю то время, которое уходит у зэковских масс на самоотравление.

Если не дует ветер с промзоны, по утрам воздух у нас «чист и свеж, как поцелуй ребенка», эту фразу я помню из Лермонтова, из «Героя нашего времени». Если с промзоны дует ветер, то воздух горек и кислотен. Если есть небольшой дождь, мы все равно идем на зарядку, если ливень, то зарядку могут отменить, и тогда довольные осужденные (это наше официальное наименование) устремляются с банками и кружками в умывальник и пищевку, спеша заварить чайку либо чефиру. На воле распространено убеждение, что все зэки пьют чефир. На деле на зоне пьют очень немногие из них. Осужденных много, и на сотню человек едва ли десяток получают передачи с воли. Ну, может, еще 7–8 человек имеют деньги на счету и могут приобретать в ларьке продукты, в том числе чай и сигареты. Чай пьют таким, какие у осужденного возможности; те, у кого нет никаких, клянчат у более счастливых товарищей опивки. Чефир пьют, обыкновенно отмечая либо день рождения, либо отъезд зэка на другую зону, ибо на чефир идет очень много чаю. Так что пьют что могут.

* * *

Из карантина меня перевели проще простого. По средам после обеда приходит этап из Саратовской центральной тюрьмы и с других зон. Потому после завтрака нам сказали приготовиться, скатать матрасы, проверить еще раз содержимое наших баулов и сверить его со списком, лежащим у нас у каждого поверх вещей в бауле. Затем нас построили и вывели из локалки карантина. Идти с матрасом, который все время разворачивался, в одной руке и с баулом — в другой было мучительно. Я уже имел этот опыт, когда шел в первый раз из бани в карантин с новым матрасом.

В последние дни моего пребывания в карантине я совершил несколько public relation операций. Я поговорил с Игорем Савельевым после того, как он подарил мне командирские часы — доказательство его ко мне хорошего отношения. Я сказал: «Игорь, ты не можешь меня оставить при карантине? Мы с тобой отлично ладим, проблем со мной не будет». Я подарил Игорю книгу «Охота на Быкова».

Игорь сказал, что на совете колонии попытается поднять эту тему. Конечно, решение будет принимать Хозяин, начальник колонии, но он, Савельев, постарается поднять тему. И у него есть хорошая, как он думает, аргументация. В карантин сейчас поступает немного осужденных, за раз редко бывает больше пятнадцати человек. Здесь меня мало кто будет видеть. У администрации будет меньше хлопот, если я тут заторможусь. Я также сказал о своем желании зависнуть в карантине нашему бэби-фэйсу — отряднику Евстафьеву. Бэби-фэйс был настроен более скептически, чем Игорь. Он сообщил, что Хозяин, вероятнее всего, поместит меня в 9-й отряд к инвалидам. Одновременно я показал себя незаменимым осужденным: написал Сурку заявление в прокуратуру, а также написал ему предложение. Предложение касалось мер по подготовке осужденных к освобождению. И предназначалось для конкурса, устроенного психиатром-бэби-фэйсом в колонии. Впоследствии Сурок и получил за это предложение первое место на конкурсе. Он предлагал среди прочего, я помню, поощрять лучших освобождающихся заключенных отпусками в семью. Оказалось, такая практика уже существовала когда-то, но ее давно не применяют. Сурок предлагал возродить отпуска заключенных. (Нет, я, вероятнее всего, тут напутал. Отпуска существуют, но лишь для одной категории осужденных, а именно: для осужденных на поселение.) Я думаю, они и хотели и не хотели, чтоб я у них остался. Я был интересным собеседником для Игоря, жил в далеких странах, мог писать бумаги для Сурка. Даже Сорока в последние дни пару раз выказал мне свое мрачное, но благорасположение. Однако Хозяин решил иначе, и вот я, переступив порог карантина, вздохнул с сожалением. Лично мне там было неплохо. Я уходил с подарками. Игорь подарил часы, а Сурок — твердое из ликры кепи. У него было лишнее. Такие кепи носили в колонии №13 только достойные старослужащие.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 45
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?