Девять подвигов Сена Аесли. Подвиги 1-4 - Игорь Мытько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Закрепляющий сеанс, – торопливо сказал Харлей, примеряя маску. – Совершенно необходимая в современной психотерапии процедура. А что делать? А вы как думаете?
– Я думаю, доктор, что раз вы считаете процедуру необходимой, – Фантом зевнул, – то ее и надо делать.
Амели не отрываясь смотрела на Харлея. «Какой же он умный, – думала она. – Ну кто бы еще смог так здорово вылечить Асса! Такой был вздорный, нервный, а сейчас хоть блины на нем пеки».
– Ну что ж, приступим? – Харлей занял место за столом. – Э-э-э… Амели вас не смущает? Как вы думаете?
– Нисколько, – ответил Асс. – В присутствии детей я начинаю смотреть в будущее с большим оптимизмом.
– Да… ну, хорошо… А что делать? (Если Амели кого и смущала, так это самого Харлея, но ни с того ни с сего выставить ее он не мог.) Ну, тогда расскажите, что вас сейчас беспокоит?
– Ничего.
– Совсем ничего?
Фантом безмятежно покачал гладкой головой.
– Не может быть. Хорошо. А в последнее время вы не беспокоились? Ни чуточки? Ни на… эту… йоту?
– Ну, пожалуй, пару дней назад я был озабочен… Я никак не мог подобрать мелодию «Шотландского пони, перепрыгнувшего через овечку, и ничего ему за это не было».
– Ну, – с надеждой сказал психоаналитик. – Это уже кое-что…
– Но вчера я ее подобрал.
– Серьезный случай, – пробормотал Харлей. – Пациент идет в отказ. Ну что, шоковую терапию? А что делать?
Он посмотрел на скучающего Асса и подумал: «А что? Делать!»
– Расскажите, при каких обстоятельствах вы лишились магических свойств.
– Опять? Ну хорошо. Преступник Бубльгум спрятал одну из труб Мордевольта в Волшебной Юле. Опрометчиво полагая, что труба наделяет мудлов колдовскими свойствами без последствий для держащего ее мага, я направил юлу на мудловского пастора Браунинга, и моя магия безвозвратно перешла к нему. Вот и все.
Менее опытному психоаналитику могло показаться, что пациент говорит совершенно спокойно. Но только не Харлею, который сунул руку в ящик и со стуком поставил на стол детский волчок.
– Она была вот такой?
Асс вздрогнул.
– Появилось беспокойство? Как вы думаете?
– Д… да, есть немного. Но это ерунда.
– Погремушкобоязнь, – обиделся Харлей, – это вовсе не ерунда! Если вы сейчас трясетесь от страха при виде детских игрушек, что же с вами будет к старости, когда вы начнете впадать в детство?
Асс начал зеленеть.
– Вы же не сможете играть со всеми этими волчками, погремушками, трансформерами (Асс затрясся), кубиками, совочками, ведерками, мячиками (зубы Фантома начали выстукивать популярную мелодию «Не стучите в колеса»), конструкторами Lego (бывший колдун экстракласса попытался спрятаться под кушеткой)… Ага, значит, не все в порядке!
Харлей взял волчок в руку.
– Вот видите, а вы собирались пренебречь закрепляющим сеансом. Ну, последний штрих. Смотрите, Фантом, сейчас я это раскручу…
Асс метнулся в шкаф и захлопнул за собой дверцу.
– Шоковая терапия, – ответил Харлей на недоуменный взгляд Амели. – Суровая, но совершенно необходимая процедура. А что делать? Представляешь, что было бы, если бы уважаемый Фантом столкнулся с юлой не в моем кабинете, а в реальной жизни?
– А что было бы?
– А ты как думаешь? У него начался бы прогрессирующий регресс! Он начал бы себя неадекватно вести! Он попытался бы спрятаться в чулане или шкафу!
– Но он и так в шкафу.
– Да, но сейчас он в шкафу под присмотром опытного специалиста по выводу из этих состояний. Вот смотри, сейчас я его выведу… Фантом, выходите! Фантом!
Харлей постучал по мелко дрожащей дверце.
– Чего шумите?
Амели и Харлей обернулись.
– Стучаться надо, профессор Развнедел, – строго сказал психоаналитик.
Гость, здоровенный бугай совсем не профессорского вида, тем не менее был профессором, более того, деканом факультета Чертекак.
– А я только собирался постучать, – сказал Развнедел, – только руку поднял, а тут стук. Я и вошел. Дежурю я сегодня. Вот хожу, смотрю, кто чего шумит. А кто у вас в шкафу?
– Там Фантом Асс, – объяснила Амели. – Но вы не волнуйтесь, он там под присмотром специалиста.
– Как они там вдвоем поместились? – удивился Развнедел. – Хотя, конечно, если специалист опытный…
– Да нет, опытный специалист – это профессор Харлей.
– Это профессор Харлей? – еще раз удивился декан Чертекака. – А я думал, это африканский тролль.
Харлей поднял руки и ощупал голову. Потом снял маску.
– Точно, профессор Харлей, – удивился (но не еще раз удивился, а не успел перестать удивляться с прошлого раза) Развнедел. – Надо же. А я-то подумал… Я этих троллей видел. Большие. Охотники хорошие…
– Не надо про троллей, – скривился психоаналитик.
Развнедел собрался удивляться дальше, но тут что-то вспомнил и понимающе махнул бровями.
– Да, Харлей ведь со зверями не в ладах. Ну так эти тролли, знаете, как на этих зверей охотятся?
Психоаналитик начал зеленеть.
– Возьмут двух слонов (Харлей затрясся), натянут между бивнями десяток питонов (зубы профессора начали выстукивать популярную мелодию «Нас не догонят – мы сзади») и запускают в джунгли. А там столько живности (психоаналитик экстракласса попытался спрятаться под кушеткой), верещат все, пищат, стрекочут, ухают, гукают, каркают… куда это он?
– Зачем? – прохрипел Фантом, полупридушенный телом Харлея.
– Пойду я, – сказала Амели и отправилась восвояси. Она всегда очень переживала, когда ее обожаемый профессор попадал в неловкое положение. Да еще в шкафу.
– А и точно, если специалисты опытные, то в шкаф запросто помещаются, – сказал Развнедел. – Ладно, вас я проведал. Пойду Клинча проведаю.
Тень внизу сидела на крыше главного корпуса Первертса и озабоченно шевелила ушами. Она тоже умела слышать эхо звуков будущего, но, в отличие от небесной Тени, ей эти звуки совсем не нравились. «Мда», – сказала тень, махнула хвостом и потрусила к чердачному окну. Если бы поблизости оказался независимый наблюдатель, он бы с удивлением отметил, что у тени строгая кошачья морда. Впрочем, что тут удивляться – у волшебного кота Кисера всегда была при себе строгая кошачья морда.
Название это довольно условно.
Свою комнату бывший майор волшебного спецназа, а ныне завхоз Школы волшебства Мистер Клинч разрисовывал собственноручно и неоднократно. Яркие маскировочные цвета со временем перемешались в не поддающийся описанию оттенок, который Клинч почему-то определил как «пятнисто-зеленый».