Черная полоса - Владимир Колычев

— Анестезию забыли! — откуда-то издалека донесся Любкин голос.

Звук водки, льющейся в стакан, растекся над самым ухом Матвея. Он выпил до дна, и Лилька сунула ему в рот кусочек сыра.

Одной рукой она подала парню закуску, другой ощупала шишку на скуле и сказала:

— Нормально, ни вывиха, ни перелома нет.

— Жить буду, — буркнул Матвей, закрывая глаза.

Он сидел, откинув голову на спинку дивана.

Лилька прижалась щекой к его груди и спросила:

— Со мной?

— Отвали!

— Я хорошая, — мурлыкнула она с капризной интонацией в голосе.

— С кем мне отсюда отвалить?

— Ты же знаешь, что я из-за тебя здесь.

— Не знаю.

— Любка ничего тебе не говорила?

— Про тебя? Нет. Я к ней с носом приехал.

— А здесь я! Матвей, это судьба!

— Я же сказал, отвали!

— Это у тебя шок, сейчас мы его снимем.

Лилька снова наполнила стакан. На этот раз Матвей не стал осушать его, но капель пятьдесят на грудь все-таки принял. Потом еще раз и еще.

Он пил, пока не увидел Василису. Девушка с распущенными волосами стояла перед ним. То ли она сама покачивалась, то ли это колыхался дымчатый ореол вокруг нее. Ему явилась галлюцинация. Он понимал это даже пьяным умом и почему-то накрыл стакан рукой.

Но Василиса не исчезала. Она взяла его за руку, куда-то повела. Вдруг он почувствовал под собой что-то горячее, влажное, тесное и сдавленно скользящее. Только вот извивалась под ним не Василиса, а Лилька.

С ней он и проснулся утром, в грязной комнате, на расшатанной кровати с продавленным матрасом. В окно сквозь толстый слой пыли светило утреннее солнце. На кровати, на чистом, но неглаженом белье на боку лежала и смотрела на него обнаженная натура. Одной рукой Лилька поддерживала голову, а пальцами другой задумчиво теребила сосок. По ее ноге, по всей длине бедра метались солнечные зайчики.

— Я тебе снюсь, — пошутила она.

Матвей просто обязан был сострить в ответ.

— Мне снится кошмар, — сказал он.

— Кошмар был без тебя. Очень хорошо, что я это вовремя поняла!

— Вовремя? — Матвей с удивлением глянул на нее.

Лилька гладила себя по бедру, как будто зайчиков прогоняла. Ей бы сейчас в белочку превратиться и ускакать отсюда. Безвозвратно.

— Мы еще молодые, у нас все впереди.

— У нас?

— Да, я повела себя неправильно, ошиблась. Мы должны вместе исправить это.

— Ты ошибка природы.

— Зато ты правильный. А плюс на минус дает плюс!

Матвей небрежно усмехнулся, глядя на Лильку. Язык у нее — настоящее помело. Как у всякой ведьмы.

— Вообще-то минус.

— А у нас будет плюс.

— Изыди!

— Ты смотришь на меня так, как будто я грешница какая-то, — сказала она и надулась.

— А ты не грешница?

Лилька думала недолго.

— Грешница, — проговорила она, растягивая губы в загадочной улыбке. — Да еще какая! — Лилька шумно легла на живот, провела языком по его шее, а рукой — по бедру.

Губы ее спускались вниз, а рука поднималась вверх. Нетрудно было догадаться, в каком месте они встретятся.

Матвей закрыл глаза, настраиваясь на взрывное удовольствие. Василиса еще волновала его воображение, но когда-нибудь выветрится из головы. К тому же она была где-то далеко, а Лилька — очень близко. Он чувствовал, какая она горячая.

Коктейль разогрел кровь, клубная музыка ее вспенила, а скорость — разогнала. Глеб летел через ночь как угорелый. Он подвез Василису к воротам ее дома, тут блажь и ударила ей в голову. Девчонке вдруг очень уж захотелось чего-нибудь естественного, но безобразного. От стыда за себя Василиса резко сдвинула ноги.

Глеб еще мальчик и по возрасту, и по развитию, и по своему поведению. Но чутье он проявил мужское, уловил женскую слабину, перенес тело через подлокотник. Взгляд насмешливый, пристальный, масляный.

— Будем прощаться? — шелестящим голосом спросил он. — Или просто будем? Вместе.

— С тобой только просто.

Недели две прошло с тех пор, как Матвей устроил Глебу трепку, а Василиса все не могла забыть этот день. Стоило ей закрыть глаза, как появлялся Матвей.

Когда она смотрела на Глеба, ей тут же вспоминался шакал Табаки, прыгающий вокруг Шерхана. Не могла она после этого воспринимать всерьез этого подловатого недоноска. Влюбиться в него не боялась, потому и отправилась с ним сегодня в клуб.

Тем более что повод имелся. Василису зачислили в институт. Приказ, правда, еще не подписан, но все решено уже окончательно. Осечек быть не может.

— А если усложнить? — Глеб положил руку ей на коленку.

Василису должно было стошнить от этого его прикосновения, но в голове у нее бурлила кровь, а там, в самом низу живота, опять поднималась кричащая волна.

— Усложнялка у тебя не выросла.

— Выросла!

— Засунь ее себе в портфель.

— Не себе! — заявил Глеб.

Он смог растолкать рукой ее коленки. Его пальцы медленно скреблись по внешней стороне бедра, поднимались все выше. Только вот тепла в этих пальцах не было. Как будто мокрый краб полз по ноге. Но он ведь не укусит. Ей даже будет приятно и стыдно.

Василиса качнула головой, сжала ноги. Глеб — жалкий сосунок. Он этого недостоин, не имеет права трогать ее. Если мальчонка этого не понимает, то она ему объяснит.

— А сможешь?

— Я не смогу?

— Опять телохранителей на помощь позовешь? — съязвила она.

Глеб дернулся, как будто через него прошел электроток, и руку выдернул.

— Может, хватит уже? — буркнул он и скривился.

— Мне тоже за тебя стыдно!

— Я, между прочим, тебя спасал!

— Давай теперь спасай сам себя! — сказала она, открывая дверцу машины. — Тебе какой рукой больше нравится?

Глеб ничего не сказал, а ведь хотел бросить вслед ей что-нибудь обидное. Василиса спиной почувствовала это.

Мама встретила ее на террасе.

— Тихо! — шепнула она и приложила палец к губам. — Отец спит.

Мама опустила палец, а губы ее растянулись в экзальтированной улыбке.

Улыбнулась и Василиса, но саркастически. Как же, отец назначил маму любимой женой, радости-то сколько! Целый месяц пропадал, ни слуху ни духу, и вдруг объявился. Третий день из дома не выходит, мама надышаться на него не может.