Алые губки - мягкий дурман - Марина Серова

Тем не менее я пришла к выводу, что два часа, проведенные перед офисом, не прошли даром. Я не только познакомилась с внешними характеристиками объекта моего расследования, я еще удостоверилась, что предмет расследования существует. Раз Вахрушев так тщательно огородил свое производство от внешнего мира, значит, ему есть что скрывать. Стало быть, существуют и компрометирующие его обстоятельства, а я должна до них докопаться.

Я позвонила своему другу Володьке Кирьянову — подполковнику милиции, или Кире, как я его по-дружески называла, и попросила узнать домашний адрес Вахрушевых. Меня очень интересовало, так ли защищено от внешнего мира их жилище или в личной жизни они более открыты для гостей.

— У тебя новое дело? — вопросом на мою просьбу ответил Киря. — Кто такой этот Вахрушев? Он случаем не в розыске? Ты меня не подставишь?

— Киря, я тебя не узнаю, ты стал таким пугливым! Разве я могу тебя подставить?

— Можешь! Ты, Татьяна, все можешь! — смеясь, воскликнул Володька. — Ты, например, можешь взяться за дело, которое не по зубам всей тарасовской милиции, и раскрыть его по счету «раз»…

— Спасибо, конечно, за комплимент, но если у тебя сегодня нет настроения и ты не хочешь мне оказать совсем безобидную услугу, то я запросто обойдусь и без тебя. Только мне придется потерять время и заскочить в адресно-справочное бюро…

— Да ты не кипятись, все узнаю! Просто мне сейчас на ковер к начальству идти… — стал оправдываться Кирьянов, видно осознав, что если перестанет мне помогать, то может лишиться существенной прибавки к своему милицейскому жалованью от моего имени.

— Да я пока и не кипячусь! Хотя, кажется, скоро начну. Еще нет и десяти, а жара уже сумасшедшая. У меня ведь кондиционера в машине нет. Ты, Киря, не волнуйся, я на этот раз занимаюсь именно тем, чем и должен заниматься частный детектив, то есть в данный момент разыскиваю злостного неплательщика алиментов.

— Если бы мне об этом сказал кто-то другой, я бы не поверил, — искренне удивился Киря, и я даже пожалела, что проговорилась. — Что же заставило тебя заняться такой рутиной? Разве в городе не совершено ни одного громкого убийства? Или тебе наскучило…

Теперь я точно знала, что совершила глупость, взявшись за это дело, и двойную глупость, рассказав о нем Кире. Надо срочно себя реабилитировать! И я нагло соврала:

— Если бы ты знал, о каких суммах идет речь и каков процент с них в мою пользу, то не посмел бы меня подкалывать.

— Ну прости меня, Танечка. Готов искупить свою вину и впредь выполнять твои просьбы без всяких расспросов.

— То-то, — усмехнулась я.

Через несколько минут у меня уже был адрес Вахрушевых. Они жили на улице Лермонтова, на набережной. Не от того ли Ольга Терентьева хотела переехать в тот же район? Со стороны это походило на соперничество двух земляков, осваивающихся постепенно на новом месте.

Я уже хотела рвануть по данному адресу, как вдруг заметила девушку, вышедшую из офиса. Это была та самая сотрудница фирмы «Нинель», которая передразнивала походку Червяковой. Она прошла совсем рядом с моей машиной, и я заметила, что лицо у нее заплакано.

Такое обстоятельство заставило меня изменить планы, и я решила поговорить с девушкой. Как я поняла, она не симпатизировала жене генерального директора, и почему-то именно ее довели за дверями фирмы до слез.

* * *

Я вышла из машины, догнала девушку и обратилась к ней:

— Извините, вы не подскажете, где находится мебельная фирма «Нинель»?

Девушка оглянулась, махнула рукой в сторону офиса и побрела дальше.

— Ой, вы плачете? — сочувственно спросила я. — А я ведь тоже на грани, еле сдерживаю слезы…

Девушка остановилась и посмотрела на меня, ожидая дальнейших объяснений, даже перестав всхлипывать.

— Знаете, я мягкую мебель купила фабрики «Нинель», а она бракованная оказалась, — на ходу придумывала я жалостливую историю. — В магазине меня даже слушать не стали, вот я и решила к производителю обратиться. Позвонила, но меня и слушать не стали. Но я все-таки дойду до директора, он наверняка мне поможет. Я ведь так долго на мебель деньги копила…

— Боюсь, что директор вам не поможет, — ответила девушка и смахнула слезу. — Сюда даже и не ходите, не пустят.

— А что же мне делать? — жалобно спросила я у девушки, чувствуя, что, присоединив к ее несчастью свое, смогу получить нужный мне результат. — Я из-за этой треклятой мебели теперь в долгах как в шелках…

— Вам надо идти в общество по защите прав потребителей или сразу в суд, а здесь делать нечего…

— А, так вы тоже туда с рекламацией ходили, да? — не отставала я.

— Нет, — вздохнула девушка. — Я здесь работаю. То есть работала…

Моя собеседница залилась горючими слезами так, будто только что наступил конец света. Конечно, когда тебя увольняют, приятного в этом мало, но, чтобы убиваться до такой степени, надо было потерять больше, чем просто работу.

— Меня уволили ни за что ни про что, — сквозь всхлипывания проговорила девушка. — Ничего мне не объяснили, сказали: «Убирайся!» Так обидно… Еще и выходного пособия не дали.

— Ну, так это тоже можно оспорить, — осторожно заметила я. — Например, обратиться в трудовую комиссию…

— А что толку? Понимаете, с нас всех, кто поступал на работу в фирму «Нинель», при трудоустройстве сразу заявление на увольнение брали. Вот и получилось, что я уволилась по собственному желанию.

Я едва не дала несчастной девушке совет, как ей можно восстановить справедливость, но вовремя поняла, что показывать свою юридическую подкованность сейчас не в моих интересах — ведь я до сих пор играла роль такой же растерянной и беззащитной жертвы.

— Выходит, мы друзья по несчастью, нас обеих фирма «Нинель» обидела. Что же там за производство такое?

— Эта самая Нинель там всем и заправляет. На самом деле ее зовут Нина Федоровна Вахрушева. Она хоть и заместитель своего мужа, но без нее там ни один вопрос не решается, особенно кадровый, — охотно стала сплетничать девушка. — Она просто самодурка какая-то! Чуть что не по ее, кричать начинает, как на базаре. На две минуты опоздаешь, половины зарплаты можешь лишиться…

— Так, может, и расстраиваться не стоит, что уволили? — поинтересовалась я. — Или здесь зарплату хорошую платят?

— Да где там хорошую! Две с половиной. Сейчас уже нигде меньше и не платят. Правда, мне было удобно, что работа близко, — я живу вон в том доме, а ребенка вожу в садик вот здесь, за углом. Сейчас женщин с маленькими детьми никто на работу брать не хочет.

— Понятно. А кем вы здесь работали?

— Экономистом, — ответила моя собеседница, утирая слезы. — Ну я пойду, а то заболталась. Мы ведь с вами совсем не знакомы, а я так разоткровенничалась. Точно, язык мой — враг мой! Наверное, поэтому меня и уволили. Скорее всего, Нинели передали, что я ее истеричкой назвала. До свиданья.