Долина - Алексей Евтушенко

– Да!!! – ору во весь голос, потрясая винтовкой.

Оранжевый шар взрыва, чёрный дым столбом в небо. Хорошо чуть в стороне упал, за пределами части. Тройка «юнкерсов» уходит на север. Слышу, приглушённые расстоянием, радостные крики «ура!» и ловлю себя на том, что счастливо улыбаюсь. Вот так вот. Уничтожил страшного врага и – счастлив. А потом еще удивляемся, почему воюем. Ой-ой-ой. Философ хренов. Готовься, философ. Вон уже со стороны дороги доносится шум моторов. Так, смотрим. Около десятка танков, грузовики, полные солдат, мотоциклы, легковушка, полугусеничных тягач с пушкой на прицепе. Не слабо. Подкрепление к немцам прибыло, кто бы сомневался. Ну, сейчас начнётся. Держитесь, ребята.

Патроны кончились как раз в тот момент, когда немецкие танки и пехота, несмотря на тяжелые потери, всё-таки ворвались на территорию обороняемой воинской части и там, внизу, завязался рукопашный бой. У меня оставалось ещё три бронебойных, и все их я выпустил по танкам. Безрезультатно.

И что теперь делать?

Бросить винтарь, спуститься с западной стороны холма или даже, чтобы уж наверняка не заметили, с обрывистой южной и уходить берегом моря? Но там, внизу, в полуподвале казармы, – Ксюша, медсестра, раненый сержант, и другие раненые, которых наверняка стало гораздо больше. И Ксюшин папа Иван Сергеевич, я еще десять минут назад видел его в прицел винтовки, он сменил убитого пулемётчика и вёл огонь по наступающим немцам. И старший лейтенант Артемьев, и морячок с «Бесстрашного», и старшина Кивенко, и все остальные – живые и мёртвые. Наши.

Я подхватил винтовку, выскочил из ячейки и побежал вниз по склону. Мне были нужны патроны. Или хотя бы винтовка с примкнутым штыком.

Мобильник в кармане запел дурным голосом, когда до подножия холма оставалось шагов двадцать – двадцать пять. От неожиданности я оступился, чуть не загремел по склону, но в последний момент сумел удержать равновесие и затормозить. Телефон подал голос снова. Громко и настойчиво. Чёрт, давно хотел сменить рингтон, уж больно наглый, да всё руки не доходили.

Я выхватил устройство связи двадцать первого века из кармана и уставился на дисплей. Галина. Моя, как бы это сказать помягче, полулюбовь. Красивая мордашка, сексуальная фигура и явный недовес мозга в голове. Только вечное моё нежелание обидеть человека до сих пор мешает нам окончательно разбежаться. Это если не считать хорошего секса.

Телефон не умолкал. Было что-то абсолютно нереальное в этих электронных звуках, накладывающихся на звуки близкого боя.

Я нажал соединение.

– Слушаю!

– Димочка, привет, это я!

Звонкий радостный голос из будущего. Ничего не понимаю.

– Ты почему не звонишь? Как ты там? Я скучаю! И что это за шум? Петарды, что ли запускаете? Фейерверк? Так день же, вроде, на дворе!

Видела бы ты эти петарды…

– Галь, всё хорошо, извини мне сейчас не совсем удобно с тобой говорить. Давай я тебе перезвоню через полчасика.

– А не обманешь? Слушай, хочешь, я к тебе приеду? У меня как раз свободная неделя будет. Начальник, представляешь, вдруг подобрел ни с того ни с сего и согласился…

Я стоял, как столб. Очень плохо соображающий столб. Возле уха – мобильник, в правой руке – снайперская трёхлинейная винтовка системы Мосина, в голове – полный бардак, столпотворение и салат оливье из мыслей и эмоций.

Чёрт, надо бы укрыться, что ли. Хотя на фига? Если всё это ненастоящее, то… Погоди. Как это – ненастоящее? Ты же всё видел, слышал и ощущал. Снимков понаделал. И сейчас все видишь, слышишь и ощущаешь. Там, в сотне метров, на территорию части прорвались немцы, идёт бой, а ты стоишь тут, как последний трус и…

И тут в меня попали.

Я выронил винтовку с мобильником и с размаха сел на землю. Не удержался, повалился на бок. Ох, как же больно… Провёл рукой по груди, поднёс ладонь к глазам. Кровь. Надо же. Вот тебе и ненастоящее… День стремительно мерк, превращаясь в чёрную и глухую – ни проблеска, ни звука – непобедимую и бесконечную ночь.

Кто-то лил мне на лицо холодную воду. Эй, да хватит уже! Я закрылся рукой и открыл глаза. Надо мной склонились двое – Ксюша и её папа Иван Сергеевич.

– Живой, – удовлетворенно констатировал папа. – А ты боялась.

Я сел и первым делом ощупал и осмотрел грудь. Всё цело, ничего болит. Только майка мокрая. Надо понимать от воды, которую на меня только что лили.

– Где мы?

Но я уже и сам видел, где. Тот же берег, где вчера заночевали у костра. А вот и сам костёр, уже погасший. Достал мобильник, глянул на часы. Значит, всё-таки сон? Или что-то было подмешено в вино, которое я пил или еду, которую я ел. Но вино-то в магазине покупалось, а вот еду Иван Сергеевич принёс из дома. Так. Хорошо здесь шутят над приезжими, нечего сказать. Ясно теперь, почему их так мало в самый разгар сезона. Но какой смысл? А по фигу, какой. Вот не нравятся им отдыхающие и всё. Меньше народа – больше кислорода.

Я вскочил на ноги.

– Ладно, – говорю. – Спасибо, что называется, за компанию. Больше мы вряд ли увидимся, так что прощайте.

– Подожди, Митя, – сказала Ксюша. – Мы догадываемся, о чём ты думаешь, но все было по-честному, без обмана. Ты и правда видел то, что видел и делал то, что делал. Хочешь, подробно расскажу? Как раненого сержанта тащили. Как лейтенант Артемьев умер у меня на руках?

– Как старшина Кивенко дал тебе снайперскую винтовку и отправил на гору, – добавил Иван Сергеевич. – Ты отлично стрелял, я видел. Без тебя мы бы не отбили вторую атаку. Мы её никогда не отбиваем.

– То есть? – не удержался я от вопроса.

– Я переживал новолуние одиннадцать раз, – сказал Иван Сергеевич. – Ксюша – четыре. Это было двенадцатое для меня и пятое для неё.

– И впервые всё закончилось по-другому, – сказала Ксюша. – Мы отбили вторую атаку. С очень большими потерями, дошло до рукопашной, но отбили.

– А потом с моря подошёл наш крейсер, – продолжил Иван Сергеевич. – Выслал шлюпки, и под прикрытием огня из корабельных пушек, всех эвакуировали. Кроме мёртвых. Мёртвых оставили здесь.

– И вас?

– Что – нас?

– Вас, говорю, тоже оставили здесь?

– Мы сами остались, – сказала Ксюша. – Новолуние же не вечно продолжается. Наше время вернулось, как только шлюпки отошли от берега. Само. Так всегда бывает. Только раньше всё заканчивалось плохо, наши погибали, и немцы добивали раненых, а теперь – хорошо.

– Что значит, наши все погибали? И вы тоже?

– И мы, – просто ответила Ксюша. – Я как-нибудь потом тебе расскажу, ладно? Сейчас не хочется.

Я попытался представить, каково это – умирать, зная, что оживёшь, а потом снова идти на смерть, и не смог.

– А телефон? – спросил, вспомнив.

– Что – телефон?