Война HAАRP - Василий Головачев

Самоподъёмная буровая платформа «Разлом-2» представляла собой огромное квадратное сооружение длиной сто тридцать метров и высотой сто сорок. Весила она сто с лишним тысяч тонн, но была создана по самым современным технологиям, с применением композитных материалов и модульных конструкций, поэтому штормов не боялась. Её осадка достигала семнадцати метров, и в случае необходимости платформа могла передвигаться самостоятельно со скоростью до четырёх километров в час. Таких платформ не имела ни одна страна мира.

Порыв ветра заледенил лицо.

Нефёдов отвернулся, надвинул капюшон, посмотрел на небо, час назад не предвещавшее резких смен погоды. Точно над вышкой возникло фиолетовое сгущение в форме линзы, темневшее с каждой секундой. Гало исчезло. Создавалось впечатление, что в районе платформы, установленной севернее островов Колгуев и Вайгач, формировался глаз тайфуна.

– Чёрт-те что! – в сердцах проворчал Нефёдов, направляясь вниз, к жилому комплексу сооружения.

В кабине управления сложным электрическим хозяйством платформы было тепло. За шестью пультами перед метрового размера экранами компьютеров сидели дежурные операторы, не обращая внимания на гостей: платформа работала круглосуточно, заполняя нефтью танкеры один за другим.

– Метеорологи утверждают, что атмосфера над морем стабильна, – сказал озабоченный Савельев.

– Пусть посмотрит спутник.

Начальник смены склонился над пультом одного из операторов.

Несколько минут прошло в молчании.

Работа на платформе продолжалась, и в кабину то и дело долетали металлические лязги, стук, звуки моторов и скрип тросов.

Оживились операторы, начальник смены почесал затылок в недоумении, оглянулся на соловеющего Нефёдова, которому зверски хотелось спать.

– Над нами формируется зона низкого давления.

Нефёдов и сам видел изображение, переданное со спутника: оно напоминало серую опухоль, закрывшую ту часть Баренцева моря, которая носила собственное название – море Печорское. Диаметр опухоли был невелик, около семидесяти километров, и до суши её взлохмаченные края не дотягивались, но было видно, что центр атмосферного сгущения висит точно над платформой.

– Я бы доложил, – посоветовал Савельев.

– В ООН? – мрачно пошутил Нефёдов. – Или в «Гринпис»?

– Начальству… в Москву.

– И что я им скажу?

– Что у нас намечается флуктуация… кстати, это уже было с «Приразломной» год назад, если ты помнишь, хотя температура у них не падала, а росла.

Нефёдов провёл ладонью по лицу.

– Подождём. Может, это временное явление.

Однако метаморфозы погоды на этом не закончились.

Через час над платформой сгустилась туча с яркими белыми краями, и пошёл дождь.

Это был не обычный моросящий дождь и не ливень, это был л е д я н о й дождь – при температуре минус семь градусов по Цельсию. Вода одевала в плёнку постройки, металлические конструкции, машины, вышку и одежду буровиков и мгновенно замерзала, превращаясь в ледяную броню.

Но и это было ещё не всё.

Ливень не прекращался ни на минуту, словно выливаясь не из неизвестно откуда взявшейся тучи, а из другого измерения, и слой льда на всех поверхностях бурового комплекса час от часу нарастал, пока не достиг некоей критической толщины – более пяти сантиметров – и массы.

Первыми не выдержали ёмкости с водой; пресная вода на платформу доставлялась в пятисотлитровых пластмассовых бочках. Они начали трещать, а через три часа непрерывного ледяного омывания – трескаться.

Вслед за ними начали потрескивать нефтяные баки, куда перекачивалась нефть из скважины при отсутствии танкера.

Буровики прекратили работу.

Затем платформа начала оседать, и это было страшнее всего, потому что глубина моря в месте установки платформы достигала двадцати восьми метров, и весь комплекс просто мог утонуть.

Нефёдов доложил в Мурманское отделение «Нефтедобычи» о необычном природном феномене, попросил приготовить силы МЧС и объявил аврал. Буровики бросились скалывать лёд с конструкций платформы.

Борьба со стихией продолжалась семь часов!

Нефёдов уже хотел отдать приказ эвакуировать команду на танкер «Северпуть», экипаж которого тоже испытывал трудности, да и пересаживать пришлось бы двести человек, но, к счастью, в туче над платформой сверкнула молния, прорезав густую тьму трещиной, и дождь начал стихать.

Измотанные борьбой со стихией буровики ещё какое-то время сбивали ледяную корку (вертолёт не трогали, он вообще врос в лёд и превратился в диковинную ледяную глыбу), потом Нефёдов дал отбой, и почти вся команда нефтедобытчиков рухнула спать.

Лёд таял, после того как туча рассеялась, ещё сутки.

Поскольку Олег Щедрин жил в Королёве, на улице Богомольцев, а ситуационный центр ВГОР, официально именуемый Центром климатического мониторинга Российской метеослужбы, располагался всего в десяти километрах от города, то добирался он до места работы буквально за полчаса.

Суббота двадцать четвёртого мая в этом смысле ничем не отличалась от других дней недели, а учитывая то обстоятельство, что на работу Олег ехал ночью, его путь к центру занял всего тринадцать минут. Без пяти минут полночь он вошёл в зал управления центра, в котором работали около сорока операторов, следящих за состоянием атмосферы и земной поверхности России.

Компьютер, повинуясь голосовой команде, вывел на экран ситуационную карту территории страны.

Олег доложил начальнику смены о подсоединении к системе мониторинга и сразу же получил задание проанализировать состояние атмосферы северных морей России.

– Слушаюсь, товарищ полковник, – сказал Олег, привычно поправляя усик микрофона над губой. – Приступаю.

Компьютер увеличил карту северных территорий России вместе с морями. Олег двинул курсор на Баренцево море, самое западное из всех российских морей, принялся читать поступающие в режиме реального времени данные о состоянии атмосферы и водной поверхности моря.

Олегу Щедрину исполнилось двадцать семь лет. Четыре года назад он окончил МИФИ по специальности «физика атмосферы», устроился работать в метеоцентре под Тверью, но был замечен службой обеспечения и найма ВГОР и переехал в Королёв, где получил двухкомнатную квартиру, а также звание лейтенанта ВГОР, хотя до этого слыхом не слыхивал о существовании подобного рода войск.

Через три года после переезда он был уже майором и отвечал за подразделение аналитического управления в Королёве, работающего с комплексом «Король». Сами сотрудники Центра называли комплекс «Большим Тополем», так как существовали ещё малые «Тополя», с приставкой К.

Из истории изучения ионосферы Олег знал, что прообразом «Короля» послужил комплекс «Сура», расположенный на полигоне научно-исследовательского института «Васильсурск» в ста сорока километрах от Нижнего Новгорода. Полигон создавался как автономный исследовательский центр, используемый для диагностики ионосферы и верхних слоёв атмосферы Земли методами радиолучевого зондирования, измерения динамических характеристик мезосферы и магнитосферы, а также для разработки способов защиты от крупных коронарных выбросов Солнца, достигающих атмосферы планеты. Но с тех пор прошло три десятка лет, и российские учёные, а за ними и военные, научились использовать комплексы вроде «Суры» для воздействия на погоду, создав мобильные станции. Хотя американцы в этом деле опередили их, испытав пресловутые HAARP[2]– якобы лаборатории для ионосферных исследований, а на самом деле установки для создания и транспортировки плазмоидов в любую точку земного шара с целью резкого изменения погоды или воздействия на геофизическую обстановку.