Суворов - Вячеслав Лопатин

Полковой совет постановил принять Александра Суворова в числе девятнадцати дворянских недорослей солдатом и предоставить ему, как и другим, отпуск до совершеннолетия. Отец дал письменное обязательство обучать сына на собственном коште «указным наукам: арифметике, геометрии, тригонометрии, артиллерии и часть инженерии и фортификации, також из иностранных языков да и военной экзерциции совершенно».

Юный гвардеец зажил в Москве в родительском доме на Покровской. Там в семье появились дочери Анна и Мария, но вскоре после рождения младшей умерла мать.

Суворовы относились к среднему дворянству. Если учесть, что в переписных документах учитывались только крепостные мужского пола, и прибавить к ним примерно столько же женщин, получается, что благосостояние семьи обеспечивалось трудом не менее шести-семи сотен человек.

Императрица Елизавета Петровна часто навещала Первопрестольную. По ее приглашению сюда в 1744 году прибыла юная ангальт-цербстская принцесса София Фредерика Августа, вскоре объявленная невестой наследника престола, великого князя Петра Федоровича, единственного племянника императрицы, официально не состоявшей в браке. В православном крещении немецкая принцесса была наречена Екатериной Алексеевной. Именно в ее 34-летнее царствование Суворов достиг вершин славы и занял одно из самых первых мест среди «екатерининских орлов».

Отец Александра, оставшись вдовцом, продолжал руководить занятиями сына. Ежегодно он посылал отчеты в полк. Успехи в учении поощрялись: 25 апреля 1747 года, еще до начала действительной службы, Суворов-младший стал капралом.

Первого января нового, 1748 года в приказе по лейб-гвардии Семеновскому полку значилось: «Явившемуся из отпуска 8-ой роты капралу Суворову быть при 3-ей роте».

Известный русский военный деятель А.В. Геруа, опубликовавший в 1900 году, к двухсотлетию со дня смерти полководца, исследование о первых годах его военной карьеры, отметил, что его действительная служба в Семеновском полку составила шесть с половиной лет. «Зная особенности быта гвардейского полка того времени, — пишет Геруа, — будет ошибочно объяснять спартанские вкусы Суворова привычкою, выработанною во время долгого его пребывания солдатом… Суворов жил с немалыми удобствами, на квартире вне полка, у своего дяди-офицера. У него были свои дворовые; походы он совершал с комфортом, отдельно от "марширующего баталиона"; вообще широко пользовался всеми льготами солдата-дворянина».

Семеновский полк занимал в Петербурге обширную слободу «позади Фонтанки», застроенную вдоль прямых улиц («першпектив» и линий) административными, хозяйственными и жилыми домами. Ротные дома с огородами располагались вдоль своей линии. В солдатских было восемь покоев, каждый на два семейства или на четверых холостых нижних чинов; офицерские состояли из двух квартир: семейные жили отдельно, холостые — попарно. Каждая рота имела собственный плац для учений. Центром слободы являлся полковой двор, где располагались канцелярия и счетная комиссия, три цейхгауза для хранения оружия и амуниции, госпиталь, баня, швальня, где шились мундиры. Неподалеку стояла деревянная полковая церковь, освященная вскоре после прибытия Суворова в полк. Рядом находился полковой плац.Капралу Суворову недолго пришлось жить в солдатском доме. 6 сентября 1748 года приказом по полку ему было позволено квартировать «в лейб-гвардии Преображенском полку, в 10 роте, в офицерском доме, с дядею его родным, реченного полку с господином капитан-поручиком Александром Суворовым же».

Слобода преображенцев также находилась за Фонтанкой, но всё же ближе к императорским резиденциям. Юному москвичу приходилось совершать ежедневные пешеходные прогулки в свой полк и обратно. Это помогало лучше узнать новую столицу, так не похожую на родную Москву. Прямые проспекты, величественные дворцы, множество речек, каналов и мостов, Летний сад и величавая Нева — всё было ему внове и поражало воображение. Особенно красочными были фейерверки, устраиваемые по торжественным дням на стрелке Васильевского острова. Огненные картины сопровождались текстами, пояснявшими суть торжества. В их составлении участвовал сам Михаил Ломоносов, первый поэт того времени.

Отмечая эпикурейство служивших в нижних чинах гвардейцев-дворян, их барство, кутежи, расточительность, А.В. Геруа подчеркивает: «Небогатый дворянин Суворов принадлежал к числу работящих солдат, которые, пользуясь представленными желающим удобствами, трудились и учились… В Семеновском полку Суворов отличался от остальных товарищей лишь особым усердием к службе… Увлекаемый служебною любознательностью, он одинаково ревностно исполняет обязанности как строевые, так и нестроевые… Точно сама судьба заботилась о нем: дала ему всего отведать, чтобы потом всё знать, о всём судить по опыту».

О солдатской сноровке молодого семеновца свидетельствует рассказ самого Суворова, записанный с его слов во время Итальянского похода 1799 года. Он стоял в Петергофе у дворца Монплезир на карауле и так ловко ружьем отдал честь проходившей мимо Елизавете Петровне, что она обратила внимание на невысокого, но бравого гвардейца. Узнав, что он сын Василия Ивановича Суворова, императрица протянула ему «крестовик» (серебряный рубль) и услышала в ответ: «Всемилостивейшая Государыня! Закон запрещает солдату принимать деньги на часах». — «Ай, молодец! — изволила сказать, потрепав меня по щеке и дав поцеловать свою ручку. — Ты знаешь службу. Я положу монету здесь на землю: возьми, когда сменишься», — вспоминал Суворов. Полководец бережно хранил этот первый знак отличия за службу вместе с орденами.

Появление у Суворова спартанских привычек Геруа объясняет особым свойством его характера — «умением извлекать пользу из отрицательных примеров»: «Ближайший результат отрицательного примера — критика, а дитя критики — истина… Роскошь и изнеженность солдат-дворян должны были подействовать вредно на молодого унтер-офицера. Ничуть не бывало: из него при этих условиях вырабатывается самый крайний сторонник сурового воспитания солдата… Почти беспрерывное госпитальное дежурство капрала Суворова в течение пяти месяцев было, быть может, корнем его известной нелюбви к этим лечебным заведениям со всеми их злоупотреблениями и беспорядками. В солдатской же службе Суворова находим и оправдание его крайней ненависти ко всякого рода комитетам, советам, конференциям и гофкригсратам[2], так досаждавшим ему впоследствии. Что он видел в полку в этом отношении? "Полковые штапы" — тот же комитет штаб-офицеров полка, лучший способ слабого командования и для проведения так называемых полумер, т. е. наихудших из мер.

Известно, что позднее у Суворова совет был лишь средством влияния, воздействия на подчиненных, но не совещательным учреждением».

Знающий и любящий службу унтер-офицер был замечен начальством. 9 апреля 1750 года приказом по полку Александр Суворов был назначен ординарцем «Его Превосходительства Господина Майора и Кавалера Никиты Федоровича Соковнина», который и был одним из «господ полковых штапов». Коренной семеновец Соковнин в 38 лет имел чин армейского генерал-майора и редкий тогда орден Святого Александра Невского — свидетельство его служебных заслуг. Но десятью годами ранее в самом конце аннинского царствования он едва не погиб. Подозреваемый в заговоре против временщика, Соковнин вместе с несколькими товарищами-гвардейцами был схвачен, подвергнут пыткам и исключен из службы. Его спасло падение Бирона. Специальным манифестом Никита Соковнин и его подельники были восстановлены на службе. Многие сослуживцы Суворова могли поведать ему, как перед выстроенными гвардейскими Преображенским и Семеновским полками вчерашних узников трижды покрыли полковыми знаменами, затем облачили в мундиры и вручили шпаги. После этой процедуры восстановления чести все они были повышены в чинах.