Стакан молока, пожалуйста - Хербьерг Вассму

На столе стояла кастрюля со щами. Ее нужно было отнести старикам и там разогреть. Пахло смертью и тлением.

— Где мама?

— Молится в церкви.

— А почему она не молится дома, как всегда?.. Тогда мы бы узнали…

— Там она молится о вещах, которые мы не должны знать. Она долго скрывала от нас это письмо. — Вера шмыгнула носом. Дорте вдруг заметила, что Вера плакала.

— Как ты поняла? Она показала тебе?..

— Нет. Я нашла его в жестяной коробке над плитой. Я так рассердилась. Стала кричать, что она нам лжет. Потом мы обе сидели и плакали. И она ушла.

— Подумай только, мама несколько недель скрывала от Бога такую важную вещь! — с тревогой, но не без восхищения проговорила Дорте.

— Подумаешь! Она скрывала это не от Бога, а от нас! Ты хоть понимаешь, как плохи наши дела? Эта сволочь собирается вышвырнуть нас из дома!

— Что же нам делать? — Липкое беспокойство охватило Дорте и вытеснило из головы все другие мыслил Не дожидаясь, пока Вера ей ответит, она вышла из комнаты и спустилась по лестнице.

— Куда ты? — крикнула ей вслед Вера.

— Посмотрю, где мама… Ведь у нее никого нет, а теперь она поссорилась и с Богом.

На другой день Вера ушла днем и вернулась, когда они уже легли спать. Раньше такого никогда не случалось. И все–таки мать не пошла ее искать. Утром Вера отдала матери конверт с деньгами — в нем была плата за квартиру за два месяца. Дорте удивило, что обе, и мать и Вера, расплакались над этими деньгами. На вопрос Дорте, откуда эти деньги, они не ответили. И Дорте почувствовала себя лишней. К тому же мать не спросила у Веры, кто одолжил ей деньги. Сама Вера молчала. Как будто Дорте была посторонняя. Вечером у матери состоялся короткий, но сердечный разговор с Богом.

— Господи, умоляю Тебя, защити Веру! Дай ей силы, пусть выбор окажется ей по плечу. Спаси ее душу! И, если можно, дай ей работу, чтобы мы могли вернуть деньги, которые она заняла у хозяина супермаркета. Аминь!

При этих словах матери Вера вскочила с кровати и выбежала за дверь, не надев ни пальто, ни туфель. Они слышали, как она кубарем скатилась с лестницы и даже не прикрыла входную дверь, которая хлопала на ветру все время, пока Вера была в уборной.

Дорте всегда восхищалась силой и исступлением, которые у Веры проявлялись в горе. Но после того вечера ее гнев поутих. Глаза стали похожи на погасшие факелы. Один раз Дорте проснулась от Вериных рыданий. Но когда она протянула руку, чтобы утешить сестру, та сделала вид, что спит.

Наконец наступило последнее свидание на берегу реки, на другой день Николай уезжал. Дорте хотела сказать ему, что, по–видимому, в следующий раз, когда они не смогут заплатить за квартиру, их вышвырнут на улицу, но это показалось ей предательством по отношению к матери и Вере, к их гордости.

— Может быть, я найду для тебя работу в городе, тогда мы сможем часто видеться.

— Мне там негде жить, — уныло сказала Дорте, но тут же подумала о деньгах, которые могла бы заработать в городе, их хватило бы на то, чтобы жить рядом с Николаем.

— Во всяком случае, я тебе напишу. И ты тоже пиши мне. Почаще!

— Хорошо, — пообещала Дорте.

— И я буду приезжать домой на все каникулы.

— Да…

Перед ними текла добрая и темная река. Иногда в воде мелькала мокрая ветка или проплывал лист. Несколько минут мимо них плыл грязный бумажный стаканчик. Утка занималась своими делами, то и дело погружая голову в воду. Ее нисколько не смущало, что из воды торчал только ее зад. Если бы Дорте не испытывала такого бессилия перед всем, что на нее свалилось, она бы улыбнулась при виде этой картины. Николай спросил бы, чему она улыбается, и она показала бы ему на утку. И они посмеялись бы вместе. Но в тот вечер все было по другому. Конец. Как будто она должна была умереть, но забыла подготовиться к смерти. Как будто запуталась в мелочах, когда единственное, что было важным, — это сидеть с Николаем на берегу реки.

Когда Николай прикоснулся губами к ее губам, она испугалась, что сейчас заплачет. От смущения она поджала губы, но побоялась объяснить ему, почему она его оттолкнула. Конечно, он обиделся. Повторив попытку с тем же результатом, он спросил:

— Я тебе больше не нравлюсь?

— Очень нравишься.

— Тогда в чем дело?

— Мне так горько, что ты уезжаешь, что у меня окаменели губы, я не могу… — с трудом проговорила она.

Он погладил ее по щеке и поцеловал в лоб. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, а темнота все больше наползала на берег. Но реку вечер превратил в зеркало. В нем отражался мерцающий небесный свет. А чуть подальше церковь опрокинула в реку свою колокольню, словно пробовала, холодна ли вода. На грани между этим зеркалом и темнотой пролегала широкая оранжевая полоса.

— Ты думаешь обо мне, когда не видишь меня? — неожиданно спросил он.

Прежде чем ответить, она сложила слова в голове, ведь ее ответ был очень важен.

— Вообще–то я думаю о тебе постоянно, даже когда сама этого не замечаю, — призналась она.

— Я всегда беру тебя с собой, когда ложусь спать. Мы всегда спим вместе, — хрипло сказал он.

— Не забывай делать это и в городе.

— Спасибо! — Он кашлянул и крепче обнял ее.

Когда мать понесла священнику выглаженные рубашки, Вера предложила Дорте ходить из дома в дом и спрашивать, не найдется ли для них какой–нибудь работы, даже у таких обычных людей, как они сами.

— Мы должны пойти обе, но порознь. Так будет вернее, — сказала она.

— Нельзя клянчить работу как милостыню, — запротестовала Дорте.

— Можно и нужно! — решительно сказала Вера, она не рассердилась, и это испугало Дорте.

— Как бы я хотела вернуться в Белоруссию! — в отчаянии сказала она.

— Не ты одна. Там у нас был дом! И никто нас не мог выбросить из него, даже если бы мы не имели денег на капусту с картошкой.

— Давай скажем маме, что мы хотим вернуться Домой!

— А где взять денег, чтобы выкупить наш дом, если его и согласятся нам продать? Приведи себя в порядок, ты должна хорошо выглядеть. Я составила список, куда тебе пойти в первую очередь, — сказала Вера, по–прежнему не сердясь.

Дорте привела себя в порядок Один день. Другой. Безрезультатно. Некоторые жалели ее и смотрели на нее как на настоящую нищенку. Но большинству она, видно, действовала на нервы, и ей не спешили открыть дверь. Фермер, у которого она работала раньше, встретил ее приветливо и попросил зайти весной.

Когда на второй день вечером Дорте вернулась домой, от нее так несло потом, что ей стало стыдно, и она поставила греть воду. На случай если мать или Вера вернутся раньше, она спряталась за ширму. Вымывшись, надела чистую блузку и пошла в бар пекаря.