Изгнанник - Жюльетта Бенцони

Гранвильский судовладелец должен был сыграть по этому поводу роль друга и проводника во всех уловках нотариальных контор Котантена. Фактически же сам Тремэн занялся c большой радостью делами своей вновь найденной возлюбленной.

Наследство госпожи Вергор дю Шамбон располагалось на западном побережье, на берегу реки Олонды и в задней части гавани Порт-Бай, которая вместе с Картерэ была самым ближайшим к английскому острову Джерси портом. Первой мыслью было продать это доставшееся по завещанию имущество, но дом сразу же понравился Мари-Дус. Его нельзя было назвать фермой, еще меньше замком, а именно небольшой дворянской усадьбой. Простая постройка, длинная и низкая, хорошо защищенная большой шиферной крышей, служила границей очаровательному саду, который выходил к реке, – он тотчас покорил молодую женщину. Гийому не трудно было убедить ее сохранить усадьбу за собой, несмотря на указания наследницы, которая очень рассчитывала на доход от продажи, но решение было найдено простое.

– Ты заявишь, что хочешь сохранить ее, и отдашь за нее деньги матери, – посоветовал он.

– Видишь ли… я не так богата, как ты думаешь. Ричард был очень расточительным, и если мы и можем еще жить неплохо, то обязаны этим моей матери. Она знает толк в финансах и смогла извлечь доход из того, что нам оставил мой супруг. Единственное, она следит за всем этим… внимательно.

Гийом рассмеялся:

– Насколько я ее помню, она не изменилась! В любом случае вы не получите за нее хорошей цены: это не поместье, а только сад, часть реки и фруктовые деревья, что не так уж дорого стоит в этом довольно-таки диком районе. Но у тебя не будет хлопот с мамой: я попрошу Вомартэна купить ее на твое имя и дороже, чем она того стоит.

– Ты думаешь, она не будет задавать вопросов? Она хорошо знает, что у меня нет больших денег.

– Мы скроем от нее правду. Вомартэн благородный человек. Он почувствовал, что тебе очень хочется жить в этом доме, и, поскольку он им не пользуется, уступил его тебе, сдал, все, что ты захочешь, но в действительности он будет тебе принадлежать. А я буду его поддерживать в хорошем состоянии.

– Почему ты собираешься так поступить?

Прекрасные глаза цвета морской воды увлажнились. Гийом обнял молодую женщину:

– Чтобы иметь место, где тебя можно было бы найти, нежная моя! Я не хочу снова тебя потерять, а если ты сохранишь за собой Овеньеры, я могу надеяться, что ты будешь туда приезжать время от времени. Поскольку, к сожалению, я не могу привести тебя к себе и заявить о нашей любви…

– Я поняла, что от жизни нельзя требовать слишком много. Уже настолько неслыханно, настолько сказочно то, что мы вновь вместе! За несколько дней ты дал мне больше счастья, чем за тридцать лет существования, но это счастье хрупко. Его надо прятать, оберегать. Я думаю, нам трудно было бы найти более прелестное место…

– Итак, ты согласна?

– Ты хочешь, чтобы у меня хватило смелости отказаться? Даже если нас разделят несколько лье, мы будем топтать ту же землю.

Дело было быстро урегулировано. В новом жилище Мари и Гийом предавались любви в течение сорока восьми часов, прежде чем добраться до Шербурга, где Ингу смог переправить молодую женщину в Англию. Действительно, торговля, несмотря на напряженные отношения, не теряла своих прав, и всегда была возможность сесть на торговый корабль, даже на капер. К тому же Шербург вполне устраивал обоих любовников, так как порт был ближе к Порт-Бай, чем Гранвиль, что намного сокращало переезд, почти всегда тяжелый.

Этот переезд Мари-Дус совершала четыре раза за два года, прошедшие после их встречи. Она приезжала в хорошую погоду, так как Гийом категорически возражал, чтобы она рисковала своей жизнью на Ла-Манше в плохое время года. Каждый раз она проводила с ним чуть больше недели, этой нежной и пылкой для двух любовников недели, страсть которых разжигалась разлукой. Потом она вновь уезжала, а Гийом, перед тем как вернуться к себе, проводил в уединении ночь в доме, где оставались еще ее запах, веселые переливы ее смеха, ее нежное присутствие. Ему необходима была эта передышка, чтобы отправиться в Тринадцать Ветров с ясной головой.

Естественно, леди Тримэйн приезжала одна. Ее дети, Эдуард и Лорна, в возрасте соответственно шестнадцати и пятнадцати лет, намного больше предпочитали сопровождать свою бабушку на воды Бат, где собиралось все английское общество. Что же касается госпожи Шамбон, то если она и не возражала против прихоти своей дочери – отнеся ее к разряду мимолетного сумасбродства, которое долго не продлится, – то совершенно не собиралась бросаться в рискованное путешествие по морю, которое она ненавидела, с целью оценить всю прелесть дома. Это и к счастью, так как его так называемая «прелесть» весьма пострадала бы из-за ее присутствия. А счастье Тремэна еще больше, поскольку госпожа дю Шамбон, разумеется, ничего не знала о том, что они вновь нашли друг друга.

С поразительным эгоизмом влюбленного Гийом думал обо всем этом в то время, когда аббат Ля Шесниер приступил к крещению Адама-Жозефа-Флориана Тремэна, используя при этом большое количество елея, соли и очистительной воды, которые, впрочем, новорожденный принял с осуждающим достоинством сильной души. По обычаю, надо было добавить к этим именам имя его дедушек, но Тремэн хорошо Знал, что граф де Нервиль был лишь названым предком, и, как и сама Агнес, не зная имени своего настоящего тестя, он предпочел, чтобы не обидеть жену, оставить имя славного квебекского доктора для другого сына, если Богу будет угодно его послать.

Он даже задавался вопросом, не зачать ли его в один из ближайших дней. После появления Адама Агнес расцвела еще больше, чем после появления Элизабет, и он находил эстетическое удовольствие смотреть на нее, в то время как она не сводила полных любви и гордости глаз с ребенка. Ее большие глаза и светлое лицо светились счастьем. Поистине ее красота сияла под низкими серыми сводами старой церкви, мягко оживленная золотистым пламенем восковых свечей. И Гийом сознавал, что любит ее почти так же сильно, как и свою возлюбленную, хотя и по-другому. Она была ему бесконечно мила, дорога, и сама мысль, что она может быть несчастна, была непереносима для него. Кроме того, она немного волновала его сейчас, эта девочка знатного происхождения, ставшая его женой, его, внука солевара из Сен-Васт-ла-Уга. По своему рождению она могла бы претендовать на титул герцогини, а не была даже владелицей замка, так как Тринадцать Ветров никогда и не считался роскошным помещичьим владением, хотя дом был большим и изящным. Просто красивая усадьба, которой Агнес, отличная хозяйка дома и приветливая женщина, сумела придать неповторимый вид аристократического жилища. Короче говоря, Гийом был чрезвычайно горд ею.

Конечно, он желал ее меньше, чем Мари-Дус, хотя та была на пятнадцать лет старше ее. Однако первоначальный огонь не угас, он, случалось, неудержимо вспыхивал, но не утолял его голода, так как Гийом не осмеливался больше давать волю своим, как он их называл, диким инстинктам. Его несчастье заключалось в том, что они проявлялись в самые неожиданные, чтобы не сказать неуместные, моменты. Например, когда очаровательная, целомудренная и даже восхитительно строгая Агнес принимала представителей высшего духовенства или некоторых самых богатых и знатных вдов Валони. Каким же образом после стольких возвышенных речей, опущенных век, реверансов и светских бесед бросить на диван и галантно задрать юбки этому подобию святой с витража, спустившейся из своей готической рамки?